Я медленно поднимаю веки. В глаза ударяет мощный поток света, и я непроизвольно морщусь. Окружающие предметы постепенно принимают ясные очертания. Одинокий писк какого-то аппарата словно оглушает. Я лихорадочно осматриваю помещение, в коем нахожусь. Белые стены, белый потолок, простынь тоже белая. В воздухе витают запахи лекарств и хлорки. Я в больнице. Чувствую покалывание в том месте, где игла протыкает кожу. Ощущаю, как грудь медленно вздымается, как всё тело пульсирует, словно одно большое сердце. Мне нужно выхватить хотя бы одно воспоминание, чтобы понять, что произошло. Внезапно желудок сжимается, а дыхание становится прерывистым, словно после удара в солнечное сплетение. Вечер. Ветер приятно треплет мой красный плащ, щекоча оголенные ноги. Капли дождя медленно стекают за шиворот, заставляя меня трепетать. Библиотека, где я провела несколько часов. Ступеньки у главного входа. Удар. Боль.
Внезапно дверь палаты отворяется, впуская худощавого мужчину с подносом в руках. Это отец. Он пытается захлопнуть дверь, не выронив свою ношу. Папа ставит поднос на тумбу и улыбается мне.
- Детка, милая, ты проснулась, – его голос приятно отдается в ушных перепонках. Я пытаюсь ответить, но взамен протяжно стону.
- Тшш, молчи, – папа мягко сжимает моё запястье. – Доктор сказал, что будет трудно говорить после длительного сна.
Я непроизвольно вздрагиваю. Доктор сказал… Сейчас всё зависит от того, какие слова произнесет лечащий врач. Отец заботливо подпирает мне подушку. Его лицо заметно осунулось, круги под глазами и плотный слой щетины свидетельствуют о его ночных дежурствах рядом со мной.
- Па… – сиплю я, с надеждой и мольбой ловля взгляд главы семейства. Моя рука находит живот, и теперь пальцы нервно подрагивают.
Старший Гилберт печально качает головой и сжимает моё запястье сильнее. Я издаю всхлип, когда соленая слеза катится по щеке.
Дверь вновь отворяется, на этот раз входит доктор. Статный мужчина со спутанными волосами с любопытством поглядывает на меня.
- Доброе утро, Елена, – врач листает бумаги. – Как вы себя чувствуете?
Красноречивый взгляд отца заставляет доктора умолкнуть и продолжить более серьезно:
- Я сожалею о вашей потере, но нам не удалось спасти ребенка.
Я кряхчу. Вторая слеза попадает в уголок рта. У неё вкус утраты и боли.
- Есть ещё одна проблема, мисс Гилберт, – мужчина молчит, потирая затылок.
- Не томите, – слова даются мне уже легче, чем в первый раз.
- Мы сделали всё возможное, но…– речь доктора обрывается, и он складывает руки позади спины. Набрав в легкие побольше воздуха, он произносит фатальные слова: – Вы больше не сможете иметь детей. Мне очень жаль.

Только сейчас, сидя в гостиной собственного дома и рассматривая потертые обои, я чувствую себя опустошенной. Это произошло именно сегодня, в один из майских дней, когда дождь без устали барабанит по крыше. Спустя столько времени я наконец-то соглашаюсь с мнением всех пессимистов мира. Они правы, жизнь – сгусток боли и разочарований. Ты пытаешься ровно ступать по своей дороге, делая ошибки и принимая последствия. Люди всегда говорили, что после черной полосы обязательно наступает белая, и так до скончания времен. Меня зовут Елена Гилберт, и вся моя жизнь – сплошная черная полоса.
Всё началось в десять лет, когда ушла мама. Это произошло в разгар лета, а если быть точнее – пятнадцатого июля. Ты никогда не будешь готов достаточно, чтобы суметь отпустить человека. У тебя не появится «Пособия для чайников» или инструкции пользования. В свои десять я не была подготовлена к этому миру, а тридцатилетний отец не знал, как вести себя правильно в данном случае. Пятнадцатое июля – день, когда жизнь пошла под откос.
Всю свою осознанную жизнь я кого-то теряю. Мать, лучших друзей, доверие общества, понимание и … ребенка. Совсем кроха, четырехмесячный человечек, живший во мне. Но моя жизнь – драма без счастливого конца. Сценарий писал далеко не улыбчивый человек, а хмурый режиссер.
- Елена, парни – они все такие. Вчера этот умник выставил меня полной дурой перед всем кафетерием. Я была вынуждена мыть посуду, лишь бы выплатить за еду, – подруга заваливается рядом со мной, удерживая в руках ведерко мороженного.
Я страдальчески вздыхаю и откидываюсь на подушки. Кэролайн продолжает возмущаться по поводу вчерашнего инцидента в кафе. Она старается отвлечь меня от грустных размышлений и голосит что угодно лишь бы не молчать. На повестке дня у нас сегодня очередной ухажер, сбежавший от ресторанного счета.
Не помню, в какой именно момент я осознала, что Кэролайн Форбс – лучшая подруга, о которой только можно мечтать. Мы познакомились в детском саду, во время битвы едой, и больше не расставались. Бескомпромиссная оптимистка, активистка и симпатичная девушка – вот кем была моя Кэрри. Белокурая бестия, хитрюга, но в то же время самый рассудительный человек из всех, кого я знала.
- Может, тебе стоило вчера сходить со мной? – вырывая меня из непрерывающихся раздумий, приятельница касается плеча.
- Нет, Кэр, не стоило.
- Пора начинать новую жизнь, родная. Тебе двадцать один, ты ещё молода, всё наладится. – Сжимая мою ладонь, Форбс уверенно продолжает: – Ещё есть шанс.
Я удрученно мотаю опущенной головой. Она права, пора начать жить заново. Снова.
- Если бы я не спешила, – мой хриплый шепот бумерангом отлетает от каждой стены в комнате.
- Елена, здесь нет твоей вины. Помнишь, что сказала психолог?
- Пережить можно всё — даже самую страшную боль. Только тебе нужно что-то, что будет тебя отвлекать.
- Елена, посмотри на меня.
Я неохотно поддаюсь и замечаю её взгляд, полный решимости.
- Всё будет хорошо, верь в это. Ты сильная, сильнее меня, – Кэролайн заключает меня в крепкие объятия, «баюкая» и шепча успокаивающие слова в волосы.
- Я… Мне нужно побыть одной.
- Конечно, иди.
В порыве нежности я благодарно стискиваю подругу в объятиях. Мне нужно побыть наедине, в тишине и покое. Только так я сумею привести в порядок мысли и продолжать жить дальше.
Подымаясь по лестнице на второй этаж, я думаю о словах психолога. Она права, но мне нужно время. Много времени.
Дверь спальни тихонько поскрипывает, впуская меня внутрь. Я не желаю оставаться в доме, здесь душно и тягостно. Поэтому натягиваю толстовку и сбегаю вниз. Теперь редко смотрюсь в зеркало и перестала носить яркие вещи. Они напоминают мне о беременности, когда я предпочитала светлые тона одежды, сарафаны и юбки. Им на смену пришли вязаные кофты, свободные футболки и шарфы, скрывающие меня от жалостливых расспросов о потере и неловких взглядов. С меня достаточно внутренней боли, которая с каждым днем лишь усиливается.
Как только переступаю дорог дома, одежда начинает постепенно промокать. Я не позаботилась о наличии зонта или дождевика, с недавних пор здоровье мало меня заботит. Улицы практически пустынны, если не учитывать машин и редких прохожих. Я глубоко вздыхаю и крепче затягиваю шарф.
Андреа. Если бы была девочка, я бы назвала её Андреа, а если мальчик – Фредди. Я могла часами мечтать о будущем ребенке, о его первых шагах и навыках. Многие говорили, что в моём возрасте ещё рано рожать, что я не справлюсь и сломаюсь. Елена Гилберт сумела выдержать побег матери, предательства друзей и насмешки общества. Ребенок – это был шанс. Шанс начать всё сначала, подарить ему всю ту нерастраченную любовь, недоставшуюся мне от мамы. Я была готова возложить на себя такую ответственность, я бы сумела успешно закончить колледж, а Джон, я уверена, стал бы отличным дедушкой, потому что Мэтти струсил. Мэтт Донован – друг детства, добрый блондин двадцати двух лет, с горящим взглядом и искрящейся улыбкой. Он предложил мне встречаться ещё в выпускном классе, и все университетские годы я провела вместе с ним. Наши с ним отношения нельзя было назвать любовью. Первым опытом, новыми ощущениями, но никак не любовью. В то время я нуждалась в стабильности и благополучии, а не в страсти и чувствах. Сейчас я не злюсь на Мэтти, только на себя. Парень уехал из города, испугавшись ответственности и моего разочарованного взгляда. Всё верно, не каждый бы мог возложить такой груз на свои плечи. С уходом матери прекратилась моя вера в романы со счастливым концом, мыльные оперы и сопливые мелодрамы. Я верила только в жизнь.
В начале декабря мне исполнилось ровно двадцать один, а уже в апреле ребенку внутри меня было четыре месяца. Эдакий подарок ко Дню Рождения. Я не чувствовала земли под ногами, от счастья. Подумать только, маленькая жизнь билась вместе с каждым ударом моего собственного сердца. Я разговаривала с ней, пела песни и читала стихи вслух. Воодушевившись, стала подбирать имя. Несмотря на ранний срок, предупреждения отца и суеверия, тот злосчастный вечер прошел в городской библиотеке. Время уходило сквозь пальцы, с каждым перелистываемым листом, с каждой строкой. Ближе к ночи, меня выпроводили на улицу, а я поспешила. Желание быстрее оказаться дома, в тепле и уюте, подстегивало меня. Быстрым шагом спускалась по скользким ступенькам, а дождь властно барабанил по бетону. На середине лестницы нога поскользнулась. Удар. Боль. Я сожалею о вашей потере. Больше не сможете иметь детей. Мне очень жаль.
Очередная капля дождя попадает мне прямо на макушку, и я вздрагиваю. Смотрю под ноги, на то, как ботинки топчут мокрый асфальт и пачкаются в лужах. Мимо меня пробегают горожане, не желающие мокнуть под весенним ливнем. На площади более многолюдно, чем в частном секторе, это вызывает волну раздражения. Прохожу ещё несколько метров и останавливаюсь прямо перед зданием библиотеки. Вот та самая ступенька, та же плитка и лужа. Крови, что само собой разумеется, уже не осталось. Прошел ровно месяц. В голове эхом отдается ровно… ровно… месяц… месяц…
Я умащиваюсь на место, кричащее о потере, и зарываюсь руками в волосы. Жалкие воспоминания больнее хлыста бьют по внутренностям. Ничтожество. Убийца. Ты убила своего первенца, Елена. Ты поспешила, Гилберт, а теперь не сможешь иметь детей. Эта ненависть погубит тебя, растопчет в пух и прах. Жалкое подобие на девушку.
Я начинаю всхлипывать и шмыгать носом. Первые предвестники истерики смешиваются с дождем, смывающим с меня боль. Она течет по венам, сливается с кровью и проникает в сердце. Орган неумолимо распространяет это отвратное чувство в каждую клеточку ничтожной меня. В горле застывает тугой комок невыплаканных тогда слез.
Ты больше не сможешь иметь детей. Никогда. Никогда. Никогда…
Вопль. Истошный крик в одно мгновение разрывает меня на части, оглушает и оголяет нервы.
- Ненавижу, ненавижу, ненавижу! – громко, отчаянно, я ору так, что голосовые связки должны лопнуть. Ненависть к самой себе переполняет меня, закипает внутри и убивает. Моментально.
- Ненавижу! – я царапаю лицо ногтями, тяну свои мокрые волосы, дергаю толстовку.
- Это я виновата, только я, – хрипло, смотря в одну точку, солеными от слез губами, шепчу я.
Убийца.
Никто не слышит меня, не бежит на крик, не заботится. Я ограждена ото всех высокими кустарниками и статуями, а дождь заглушает мои стоны.
Я вся дрожу, меня колотит, словно в лихорадке, а ладонями сжимаю лицо.
- Нечестно. Неправильно. Какая-то ошибка. Нечестно, – заученным стишком я повторяю одно и то же. Мне до одури жутко, я ничего не чувствую, кроме всепоглощающей вины. Перед отцом, Кэролайн, и ребенком. Моя душа находится под наркозом, это анестезия, укол. Мои худые руки взъерошивают волосы, а слезы катятся по опухшим щекам.
Не знаю, сколько времени я сижу в такой позе, но резкий толчок в спину действует отрезвляюще. Кто-то буквально налетает на меня, и если бы я вовремя не схватилась за перила, то ступеньки повторно бы послужили местом потерь. Однако невнимательному человеку везет не так, как мне. Незнакомец роняет стопку бумаг, свой сотовый в лужу и резко оборачивается. Сквозь пелену слез мне не удается отчетливо рассмотреть черты его лица, но какая разница? Невнимательный чудак споткнулся и испортил документацию – вот и вся история.
- Какого черта ты здесь расселась? – молодой человек подходит ближе и тычет в меня указательным пальцем. – Что, больше негде?
Вместо ответа следует гортанный всхлип.
- Чего плачешь?
Какой галантный, надо же. Пять секунд назад он готов был пристрелить меня на месте.
- Э-эй, ты в порядке? – случайный знакомый встряхивает меня за плечи.
Он добивается своего, и я поднимаю на него взгляд. Тусклый свет фонаря выхватывает только его силуэт и общие черты лица. Вид у парня помятый, мокрый и обозленный.
- Нет.
Незнакомец удивленно вскидывает брови. Дождь изрядно потрепал его внешний вид, но это не портит сложившегося образа.
- Почему такая красивая девушка сидит здесь одна? – собрав детали телефона и жалостливо взглянув на остатки бумаг, собеседник всё же обращается ко мне.
- Тебе какое дело?
- Жалко смотришь на фоне этих ступеней. Стоит укрыться.
- Мне и здесь хорошо.
Может, он всё-таки уйдет и оставит меня в покое? Я не желаю новых знакомств, увлечений и возможных потерь, только тишина.
Видимо, молодой человек упрямо игнорирует мою отрешенность и вежливо протягивает руку:
- Деймон Сальваторе.
Утомленно вздыхая, я отвечаю на рукопожатие со словами:
- Елена.
Наверное, он этого только и ждал. Новый знакомый тянет меня на себя, вырывая из укромного местечка.
- Что… что ты творишь? – Пытаясь отпихнуть настойчивого Деймона, я запинаюсь.
- Здесь холодно.
- Ну и что? Может, отстанешь от меня? Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.
- Просто выполни мою просьбу.
- Здесь нет укрытий.
- Отлично, – отпуская мою руку, он отряхивается. Это выглядит забавно. – Значит, мы пойдем в бар.
- Никуда я с тобой не пойду, чертов умник. Чего ты хочешь от меня?
- Терпеть не могу, когда девушки губят своё здоровье, – на его идеальном лице мелькают морщинки.
– Это вообще тебя не касается, Деймон, – буравя его взглядом, мне приходится идти в неизвестный бар. Я порядком устала и замерзла, мне нужна передышка, однако настойчивый посетитель библиотеки не особо внимает моим отказам. На подсознательном уровне что-то живо трепещет в ожидании паузы, пожалуй, организм изношен донельзя. Вот только я не готова ни к переменам, ни к этому Деймону. Всего лишь временный тайм-аут.

Примерно месяц назад
Хрупкая на вид девушка сидит на подоконнике и внимательно всматривается вниз. Её тело изредка содрогается от сквозняка, но шатенка не двигается с места. Пациентка кажется неестественно бледной на фоне выкрашенных в белых цвет стен, в своей нелепой больничной рубашке, сковывающей движения. Несколько минут назад прекратился дождь, а сейчас в воздухе словно стоит неловкая пауза. Как по безмолвной договоренности, дверь громко скрипит, и в проеме появляется призрачный силуэт женщины. Она входит в палату и присаживается на койку.
- Елена, может, поговорим сегодня?
Кареглазая пациентка не сводит взора с окна, отчаянно вслушиваясь в капли, падающие с крыши. Они гулко отдаются в барабанных перепонках, отчего девушка невольно сжимает руки в кулаки.
Осознавая, что попытки провести курс лечения сегодня снова не произведут нужного результата, психолог откладывает документы в сторону и устраивается поудобнее.
- Знаешь, Елена, это ещё не конец. То, что какой-то врач поставил диагноз «бесплодие», ещё ничего не значит.
- Вы ведь тоже врач, почему ваши слова должны хоть что-то значить для меня? – Елена сипит в ответ и проводит указательным пальцем по окну.
- Тебе решать, – доктор Фелл потирает переносицу и прочищает горло, – как жить. Может, это знак.
Гилберт удивленно вскидывает брови и резко поворачивается в сторону психолога. Её выводы обескураживают девушку, режут больнее прежнего.
- Какой ещё знак? Что моя жизнь разрушена?
- Ещё не время. Любовь творит чудеса.
Елена ошарашено смотрит на Мередит, излучающую покой и уверенность в сказанном. Что она имеет в виду?
***
POV Деймон
Наверное, с возрастом рассудительности у меня не прибавилось. Поддавшись внезапному порыву и нагрянувшим воспоминаниям, я вынудил ни в чем ни повинную девушку пойти со мной в бар. Ссылаясь на обычную заботу, я мог бы задвинуть эти размышления куда подальше и наслаждаться новым знакомством. Но Деймон Сальваторе редко проявляет заботу к людям, и это веская причина для внутренних сомнений. Вместо того, чтобы в своей извращенной манере начать знакомиться, я внимательно изучаю черты лица привлекательной Елены, сидящей напротив меня.
- Мы раньше не встречались? – пристально глядя ей в глаза, не удерживаюсь от любопытства.
Она отрешенно смотрит в окно, не реагируя на мой вопрос. Эта девчонка с первого момента нашей встречи приносит одни неприятности. Сперва моя документация полетела в лужу, затем хорошее настроение, а теперь, и всё туда же, былая уверенность.
Наши дороги вряд ли должны были пересечься, но прошлое услужливо подкинуло пару-тройку воспоминаний, и я не прошел мимо. Она выглядела такой жалкой на бетонных ступеньках, в насквозь промокшей одежде и со спутанными волосами. Сейчас, при ярком освещении, можно четко рассмотреть новую знакомую. Высокая, привлекательная брюнетка с выразительными карими глазами, обрамленными густыми ресницами. При входе в бар она кидает на меня опустошенный взгляд и больше не возвращается в реальность. Её поза выражает абсолютное отречение от событий, происходящих вокруг. Елена сидит, неловко съежившись в неудобном кресле, сминая пальцами сырой шарф. Я могу с легкостью распознать в чертах её лица уже знакомые нотки отчаяния и одиночества – встречал такие несколько лет назад, но есть что-то ещё. Мы определенно встречались раньше, я более чем уверен.
Прерывая мои мысли, у стола материализуется высокий официант с блокнотом в руке и фальшивой улыбкой на губах.
- Что будете заказывать, молодые люди?
Сам не знаю, зачем привел спутницу в бар, но это было ближайшим укрытием от беспощадного весеннего ливня, особо выбирать не пришлось.
Елена никак не реагирует на появление официанта, а моё молчание слишком длительное.
- Мне подойти позже? – парень неуверенно переминается с ноги на ногу, не понимая наше поведение.
- Бурбон и чашку чая.
Удовлетворенно кивая, он удаляется, оставляя меня наедине с воспоминаниями.
- Так и будешь заботиться о первой встречной? – её хриплый голос звучит в этой угрюмой тишине подобно отрезвляющему эликсиру. Сальваторе, когда ты успел заделаться поэтом?
- А вдруг ты мне понравилась?
Елена молча осматривает меня, отчего я непроизвольно улыбаюсь. Её подбородок нервно дергается, когда она натыкается на мой взгляд, она выглядит смущенной. Мир останавливается всего на одно мгновение, когда я решаюсь взглянуть в её карие глаза. Пустота.

Два года назад
Часы громко оповещают меня, жильца этой холодной квартиры, что наступила полночь. В спальне горит один лишь ночник, который служит островком спокойствия. Я не сплю, а лежу, скрестив руки на груди, тяжко вздыхая и смотря в потолок. Мысли яростно атакуют уставший за день мозг, не дают покоя ни на миг. Не внимая моим безмолвным мольбам о тишине, дверь в спальню громко отворяется, гулко ударяясь о стену. С тумбочки падает статуэтка, но это не имеет никакого значения. Только она.
Покачивающаяся, сонная и уставшая. Мне жаль смотреть на призрачное напоминание о том, что под слоем всего этого подобия на девушку живет она. Ей плевать, что кому-то может мешать шум, который она издает, стягивая с себя пальто, многочисленные кофты и шарфики. Деймон, ты вляпался в очередное дерьмо и втащил туда её.
Безразличная девушка устраивается на кровати и подпирает голову рукой, ожидая моей реакции. Ещё секунда, и такую желанную тишину разрушает её оглушительный смех. Громкий, гортанный, ехидный. Она продолжает смеяться, даже когда я придавливаю её хрупкое тельце своим весом и хватаю за запястья. Взгляд пугает убивающей пустотой. Ничего. В этой девушке не осталось ничего, что я так любил.
- Ты избавилась от него.
Смех прекращается. Её красивые глаза излучают мимолетный страх, взор мечется по комнате, останавливаясь на мне.
- Да, избавилась. И я рада.
***
- Ваш заказ, – официант услужливо ставит на стол принесенное.
Я с удивлением вздрагиваю и неуверенно киваю. Такой резкий наплыв воспоминаний выбивает меня из колеи, о чем свидетельствует подозрение на лице Елены. Тем не менее эта загадочная девушка не интересуется, всё ли со мной в порядке или что-то подобное. Вместо этого она очерчивает контуры замысловатых фигур на скатерти.
- Ты в порядке? – отпив бурбона, я задаю желаемый с момента нашего прихода сюда вопрос. Живительный алкоголь приятно растекается по венам, подогревая интерес и вселяя былую уверенность.
- Я уже отвечала, – вновь кутаясь в сырой шарф, девушка устало окидывает меня взглядом. – Так и будешь на меня глазеть? – в её мелодичном голосе слышится неприкрытый упрек.
- Не думаю, что это запрещено законом, – я не могу удержаться от ухмылки. – Ты похожа на … одну мою знакомую.
Елена с безразличием передергивает плечами и намеревается подняться. По всей видимости, её утомили мои навязчивые расспросы.
Когда собеседница практически встала и открыла рот для слов прощания, я едва ли успеваю произнести быстрее:
- Я могу помочь тебе.
Елена изумленно вскидывает бровь, прокашливается и, сжимая руки в кулаки, усаживается обратно.
- Что ты можешь знать обо мне? Кого ты строишь из себя, Деймон? Представителя защиты девушек или человека с доброй душонкой?
- Нет и нет, Елена. Я много знаю о боли, а по тебе не скажешь, что ты светишься от счастья. Так что позвони, когда решишься избавиться от депрессии.
Протягивая ей визитку и довольно усмехаясь, я быстро ретируюсь. Стоит отвлечься и привести мысли в порядок, иначе я не отстану от этой девушки.
***
POV Елены
– Я могу помочь тебе, – произнесенная им фраза повергает в шок. Неужели у меня на лице написано «Нуждаюсь в помощи таинственных незнакомцев»? Отчего все так стремятся решить проблемы чужого человека?
- Что ты можешь знать обо мне? Кого ты строишь из себя, Деймон? Представитель защиты девушек или человек с доброй душонкой?
- Нет и нет, Елена. Я много знаю о боли, а по тебе не скажешь, что ты светишься от счастья. Так что, позвони, когда решишься избавиться от депрессии, – в его взгляде царит заинтересованность и любезность.
Деймон предлагает свою визитку и исчезает, оставляя меня наедине с путающимися мыслями, в шумном баре. Подошедший официант выдергивает из размышлений, подходя со счетом. Как оказалось, таинственный юноша позаботился и об этом, предусмотрительно оставив деньги.

***
- Спасибо, папа. И я тебя тоже, – глубоко вздыхая, я прерываю разговор.
Скорее всего, отец догадывается о моём душевном состоянии. Истерика сказывается на голосе и тембре речи, так что я поспешно нажимаю на «Отбой»… Назойливые мысли мечутся в голове, усиливая и без того ощутимую боль.
Ночной ветер из открытого окна игриво треплет свисающие края простыни, пробирается под одеяло, но я не чувствую холода. Вообще ничего не чувствую, кроме опустошенности. Уже далеко за полночь, прошло около получаса с моего прихода домой, но тело трясет пуще прежнего. Память услужливо подсовывает картинку с изображением неизвестного Деймона. В порыве истерики я не стала рассматривать парня, но даже нескольких взглядов хватило, чтобы понять – он красив до невозможного. Единственный вопрос, который до сих пор назойливо маячит в голове: зачем этот молодой человек пригласил меня в бар? Да, приглашением это можно назвать с трудом, но всё же, вежливости ему не занимать.
Прерывая мои бессвязные и туманные догадки, дверь в спальню отворяется. В царящей темноте с трудом угадывается силуэт Кэролайн. Однако шестое чувство подсказывает, что это именно она, моя белокурая спасительница.
- Я знаю, ты не спишь, – заискивающим тоном шепчет мне она.
- Нет, не сплю.
Подруга укладывается рядом со мной на кровати, укрываясь принесенным одеялом.
- Ты снова была у библиотеки?
- Да, – более громко, чем следовало, отвечаю я.
Я должна рассказать ей все, о пропасти, образовавшейся в моей душе, о странном юноше, обо всем, что недосказано, но меня хватает лишь на жалобное:
- Не знаю, как жить дальше.
Кэр не пытается отвлечь меня, не произносит успокаивающих слов, а сильно стискивает моё запястье. «Зато я знаю».
- Мы справимся, Елена. Вот увидишь, как завертится жизнь вокруг тебя.
Подобная мысль греет сердце. Возможно, осколки ещё можно склеить. Нужно начинать заново, но у меня нет больше сил. Тайм-аут затянулся.
***
Поленья приятно потрескивают, нарушая тишину. Мрак укрывает парня, сидящего у камина. Его сознание постепенно обволакивает сон, и Морфей готов принять очередного желающего в свои объятия, но входная дверь с грохотом отворяется. Деймон не умеет появляться иначе. Нужно обязательно переполошить весь дом, прежде чем зайти самому.
- Привет, братишка, – включая свет на всем первом этаже сразу, отзывается старший Сальваторе.
Парень у камина, Стефан, часто моргая, недовольно ежится.
- Деймон, обязательно вваливаться в дом так поздно и шумно?
- Да, мамочка, я больше так не буду, – ухмыляясь, он следует к бару. Налив в бокал бурбона, он садится напротив брата и расслабленно вздыхает.
Деймон пристально рассматривает родственника. Высокий, хорошо сложенный и подтянутый, сегодня он выглядит изможденным и вымотанным.
- Что, наплыв клиентуры?
- Можно и так сказать, – сонно потягиваясь, русоволосый парень начал зевать.
- Ты уверен, что тебе не нужна помощь? – делая очередной глоток спиртного, старший Сальваторе выжидающе следит за реакцией собеседника.
- А ты что, сменил решение и согласен на сотрудничество?
- Нет, братец, ни за что. Вся эта офисная кутерьма – не мой конек.
- Отец бы не одобрил, – потирая виски, шепчет Стефан. – Мать звонила, так что свяжись с ней завтра.
В ответ Деймон лишь кивает головой, отворачиваясь к камину. Уже у лестницы Стефан вновь окликает его:
- Я рад, что ты не ввязался в этот бизнес.
Когда тот удаляется в свою комнату, Деймон отставляет стакан в сторону и склоняет голову. Тяжелый вздох свидетельствует о чрезмерной усталости и озабоченности. Слова брата не вселяют спокойствия, а лишь разжигают предчувствие опасности.
- Надеюсь, я не подвел тебя, Джузеппе, – изучая фотографию отца, молодой человек расслабленно вздыхает. Он разберется с этим завтра.