Он просыпается от света, пробивающегося через тяжелые шторы, которые не были закрыты до конца прошлой ночью. Пробирается через плотный туман неполных воспоминаний и смутного ощущения «вот, черт», и остается с пустыми руками.
Оттолкнувшись, принимает вертикальное положение, пока его желудок скатывается куда-то вниз, в унисон с глухими ударами в черепе. Он поднимается, слышит скрип пола у себя под ногами и жужжащее гудение холодильника в подвале. Больше не улавливает никаких звуков в доме, которые могли бы выдать посетителей или присутствие Стефана…
Стефан…
Моментально вспоминает, откуда взялось ощущение «вот, черт».
Он все еще в своих джинсах, хотя его снятая рубашка была аккуратно сложена на краю кровати.
И тогда он вспоминает все.
Клаус, Стефан и укус оборотня, который должен был убить его, но не убил. Кэтрин со своими меткими высказываниями и едва прикрытой неискренностью.
Елена.
Елена.
Спотыкаясь, идет в ванную, заставляя себя встретиться взглядом со своим отражением на добрых семь секунд, пока отчаяние, спрятанное там, становится слишком сильным даже для него. Бросается в душевую кабинку, даже не позаботившись снять джинсы, и позволяет ледяной воде смыть любую правду, которая до сих пор покоится у него под ногтями. Или держится на краях его дрожащих ладоней.
Решает, что разберется с ее вкусом, оставшимся на его губах, немного позже…

Он рассеянно гадает, когда она ушла. Несколько часов назад? Или минут. Может, она осталась до утра, чтобы убедиться, что он все еще жив, а потом ушла проведать остальных.
Может быть…
Множество жалких сценариев наполняют кавернозную пустоту у него в груди. От этого он наполовину надеется на то, о чем не имеет права даже думать.
С каждым шагом по комнате, он оставляет за собой темный след воды. Берет свой телефон со стола в углу и гадает, сколько бокалов скотча ему потребуется, чтобы набраться храбрости позвонить ей.
Думает, слишком ли рано начинать в 7:53 утра.

Дверь спальни Стефана оказывается открыта, когда он проходит, осматривая дом. Уже зная, что обнаружит.
Или не обнаружит.
Надеется, что его брат сможет продержаться, пока он не придумает какое-нибудь подобие плана спасения. Хотя, не думая об этом, знает, что Стефан никогда в нем не нуждался…
Не совсем.
Так с чего же он решил, что на этот раз все по-другому?

На верху лестницы, мир вокруг него делает медленный оборот. Эффект сдвинувшегося эквилибриума, и он гадает, есть ли у целебной крови гибрида какие-то побочные эффекты.
Еще одно напоминание о том, что он не так уж и непобедим, как ему казалось раньше.
Рука все еще горит огнем, хотя кожа лишь усеяна пестрыми синяками, которые тянутся от запястья до локтя. Ему кажется, что собрать пальцы в кулак будет невозможно, но пока что у него не было необходимости проверять это движение.
Пронзительный звонок телефона в кармане пугает его сильнее, чем вообще должен, и он резко поворачивается влево, почти наполовину уверенный, что за ним наблюдают.
Но комната решительно пуста, единственным компаньоном ему служит тяжелое тиканье часов в углу. Появляется имя контакта, черное на переливающемся экране. Он смотрит на него какое-то мгновение, все еще не веря, даже когда телефон продолжает звонить. А затем собирает остатки спокойствия.

- Елена, - двигает он плечом, стараясь избавиться от постоянного болезненного ощущения, осевшего глубоко в костях.
- Деймон, слава Богу, ты очнулся! – ее радость очевидна, и он чувствует, как что-то слева двигается немного больше, чем чуть-чуть.
- Да, я…
- От Стефана не было новостей?
Ох.
Он делает вдох, который ему совсем не нужен, и закрывает глаза.
- Нет. Пока что нет…
- Все в порядке, Бонни нашла заклинание поиска, которое мы можем использовать…
Так вот где она. Он смеется. Горько.
Качает головой.
Как это на него похоже…
- Ладно, хорошо. Что тебе нужно от меня?
- Ничего…
Конечно же нет.
- Но нам нужно что-то из вещей Стефана. Что-то важное для него, что никто другой…
- Но ты уже там.
Самоуничижительно.
- Деймон.
- Это была шутка, Елена, - врет. Ничего подобного. – С каких пор шутить в восемь утра стало слишком рано?

Он обещает найти подходящий объект в комнате Стефана. Ему говорят, что Елена будет там через час, чтобы его забрать, затем они сделают заклинание, затем найдут Стефана, затем спасут Стефана. А затем, может быть, убьют Клауса.
Похоже, у них уже все распланировано.
Двойник, ведьма и вампир. Звучит как сомнительный, на четверочку, сюжет.
Он может присоединиться к ним.
Если хочет.
Он слышит ее вопрос о его самочувствии. Вежливый интерес в конце разговора. Он бросает трубку, так и не решившись ответить.

Хотя дом и так принадлежит ему и хотя раньше он никогда не думал о правах других людей, особенно Стефана, он чувствует себя чертовым вуайеристом, пробираясь через 145 лет странных воспоминаний, которые удалось собрать Стефану.
Винтажные отрывные товарные талоны и обшарпанные сувениры. Самая ужасная одежда, которая только может понадобится человеку.
Обувь, шляпы и кричащие аксессуары из каждой эры, начиная 1864-ым годом.
Откладывает на потом мысль о том, чтобы устроить распродажу, когда вернут его.
Отказывается думать о том, что этого может и не произойти.

Он уже собрал несколько вещиц, которые могут подойти. Прижимает ноющую от боли руку к груди и решает пройтись по комнате еще раз. Размышляет, как скроет оставшуюся боль от Елены, когда она приедет.
Думает, понадобится ли ему это вообще.
Комод в углу комнаты, который ему еще нужно проверить. В двух верхних ящиках не обнаруживает ничего, кроме романа и запасной одежды. Пара носков и расческа, которая, как он думает, принадлежит Елене.
Он решает, что ему все равно.
Захлопывает ящик и резко выдергивает нижний. Замечает, что этот мельче, чем два других. Наверняка в нем двойное дно.
Он смеется и закатывает глаза. Решает, что только Стефан использует тонкую деревянную доску, чтобы сделать секретное отделение.
Все еще потерян в веселости этого момента, когда одной рукой достает содержимое ящика на дневной свет. Даже не чувствует, как смех погибает на его губах, когда весь мир становится белым. А потом черным.
И снова белым.

Он чувствует жжение от бурбона, когда он стекает по его бесчувственному пищеводу. Даже не помнит, как брал бутылку, но быстрый взгляд дает ему понять, что она уже почти пустая. Причина размеренного гудения, которое заменило лед в его венах.
Его раненная рука лежит на коленях мертвым грузом, с пальцами, завернутыми к ладони. Он их больше не чувствует. Сидит, неловко скрестив ноги. Поза, в которой он не сидел с девяти лет.
Чувствует, что он, может быть, снова там. В том времени, когда он ничего не понимал, и его мать была рядом, а затем навечно исчезла, и его отец был всегда и бесконечно в нем разочарован.
Входная дверь с хлопком закрывается, и этот звук отражается у него в грудной клетке. Голос Елены звучит тише и громче, громче и тише, вместе со стучащим рикошетом сердцем. Он захватывает бутылку у колен в кулак. Собирает в себе достаточно сил, чтобы поднести к губам.
Глотает и продолжает глотать, гадая, сколько же нужно, чтобы наконец его утопить.

- Деймон?
Звук мягких кроссовок о деревянные ступеньки вырывает его из транса, в который он впадает. Годы спешки, а сейчас он думает, что пора бы прекратить.
Прекратить это все.
- Деймон?
Теперь тише, но точно громче.
Она останавливается в дверном проеме. Он слышит громкий стук ее сердца, который свидетельствует о физическом усилии, которое ей пришлось приложить, чтобы взлететь вверх по лестнице, переступая через ступень.
Ему даже не нужно поднимать взгляд, чтобы заметить смятение, нарисованное на ее лице, словно маска.
- Деймон, что…
И он думает, что она произнесла его имя столько раз, что оно уже перестало что-либо значить.
Скрип ее обуви на отполированном деревянном полу говорит о том, что она сделала несколько шагов. Наклоняется к нему, осторожная и растерянная.
- Деймон, - его имя. Снова. – Что с тобой?
Он думает, что обязан объяснить. Пожимает одним плечом, не в силах придумать что-то более внятное.
Больше у него ничего не осталось.

Периферическим зрением он видит, как она нагибается. Неуверенные пальцы, которые дважды останавливаются, прежде чем коснуться цели.
Он разложил их. Как фотографии места преступления на стене, только вместо этого использовал пол, и сам сел прямо в центре этого всего.
Считает, что, хоть раз, он на самом деле оказался жертвой, так что картина, которую он сделал странно подходит к данной ситуации.
Он слышит, как она делает вдох. Резкий. Шокированный.
Чувствует себя хоть как-то оправданным за свой ступор.
- Где ты их нашел?
Она быстро переходит от шока к злости, и он гадает, переступила ли она через недоверие, в котором он чувствует себя застрявшим, пока она просматривает остальные фотографии, а затем бросает их к его ногам.
- Где ты их нашел?
Он открывает рот, чтобы ответить, но осознает, что ему не достает воздуха для того, чтобы сформировать нужные гласные и согласные. Захлопывает рот с характерным звуком и снова пожимает одним плечом.

Кажется, в этот момент она вспоминает о нем. Чтобы понять, что дело не только в ней.
Что бесконечная кипа беспристрастных фотографий для него тоже кое-что значит.
- Думаешь, они настоящие?
Он хмыкает от наивности в ее словах. Шокирует и ее, и себя, что смог издать хоть какой-то звук. У него снова прорезается голос.
- Ну, если только ты не помнишь времени, проведенного в первом ряду Вудстока, тогда, должен сказать, они настоящие.
Он слегка проводит по полароиду, на котором Стефан и Кэтрин смеются, обняв друг друга, а на заднем плане виднеется рок-группа на сцене. Он отбрасывает фотографию в ее направлении, и она отскакивает от ее бедра.
Они оба наблюдают, как снимок тяжело падает на пол.
Последний паззл в картине предательства, которое началось вместе с изобретением фотографии.

Он теряет счет времени.
Елена усаживается перед ним, прислоняясь коленями к его коленям. Тени двигаются по комнате: единственное напоминание о том, что внешний мир все еще существует.
Он позволяет векам опуститься. Уставший, как никогда ранее. Она молчит рядом с ним. Потерянная, как и он, в гнусности того, на что они наткнулись.
Он дергается, когда кончики ее пальцев касаются его руки, все еще безжизненно лежащей на коленях. Он моргает от этого контакта, выгибает позвоночник от огня, который охватывает его очнувшиеся нервные окончания.
- Деймон? Что такое?
Он смеется, потому что, честно говоря, не знает, с чего начать.
Смеется и почти забывает, как остановиться.

Она завязывает футболку неизвестного дизайнера в импровизированный ремень, когда он снова говорит. Тепло ее рук обжигает его ледяную кожу.
- Я идиот.
Она не согласна. Он уже знает, что она не согласна.
- Нет, правда, - настаивает он, темно и грозно. – Сто сорок пять лет, и мне даже не пришло в голову. Ни разу.
Ее пальцы двигаются на его плече, ему не видно ее лица, но жалость становится ощутима в воздухе.
- Деймон…
И он хочет, чтобы она прекратила делать это. Произносить его имя мягко и серьезно, словно оно действительно что-то для нее значит…
- Она еще здесь?
Она не объясняет своего вопроса, но ему это и не нужно.
- Сомневаюсь. Наверное, забрала то, что осталось от лекарства, и отправилась вслед за ними.
Он слышит, как она кивает: звук перемещения ее волос от движения головой.
- Что будем делать?
Он пожимает плечами. Снова. Чувствует, как ее пальцы на его коже движутся. Не может даже представить, как себя почувствует, когда она его отпустит.
- Мы что-нибудь придумаем, - шепчет она. – Обещаю.
Он ей не верит.

В конце концов, они ничего не делают.
Игнорируют телефонный звонок за звонком, от всех друзей, которые хотят как лучше, пока они не прибывают все вместе, уверенные, что произошло убийство и расчленение.
И он не может не думать, что они недалеки от истины.
Он собирает фотографии. Грубо заталкивает их назад в ящик, где их и нашел, а затем захлопывает его.
Она наблюдает за ним из дверного проема; остальные приехали и, убедившись, что все в порядке, в спешке исчезли.
- Ты в порядке?
Она мягко улыбается, не в силах спрятать грусть в чертах лица. Но все-таки кивает.
- А ты?
Инстинктивно, он собирается соврать. Засмеяться с легким «конечно», которого на самом деле не ощущает, и притвориться, что все в порядке.
Но она с самого начала видела его насквозь, и он не думает, что на этот раз все будет по-другому. Собирает силы, которые понадобились бы для того, чтобы соврать, и говорит ей правду.
- Нет. Не в порядке.