- Гилберт, ты плетешься как инвалид! Перебирай ногами быстрее!
Молчу, но хочется напомнить, что я не инвалид, но и не здоровый человек. Это все Деймон! С его вечными придирками и шутками. Я уже успела пожалеть о том, что они с Кэтрин приехали на неделю домой. Мало того что неугомонные Сальваторе вытащили меня из теплой кровати, так они собрали мои вещи в большую картонную коробку и несут ее бог весть куда, да еще и меня за собой тянут! Мне нельзя, я больна и не хочу никуда идти. Хочу лишь одеяло, чай и тишину - разве это много?
Несколько месяцев назад мне поставили диагноз — рак крови. Точнее, лейкемия. И тогда все просто пошло под откос. Сначала было море слез, потому что мы не обратились к врачу вовремя, болезнь прогрессировала очень быстро, а теперь никто не может сказать, поможет ли лечение. Хочу, чтоб мне оказали помощь, но так же, где-то в глубине души, надеюсь, что все закончится. А кому бы это понравилось? Получать жалостливые взгляды от всех, кто тебя окружает, видеть вечно зареванное лицо тёти и растерянные, сочувствующие глаза брата - невыносимо. В такой обстановке куда проще сойти с ума, чем умереть от рака.
Мои одноклассники и друзья знали, что я борец, что всегда выберусь из любой передряги, но и они не хотели видеть то, во что я превратилась. Дженна все время убеждала вернуться в школу, я же противилась, как упертый осел. Стефан, мой милый друг, именно он отбил всякое желание общаться со сверстниками. Он сказал им пожалеть меня. Чёрт возьми, меня! Согласитесь, не совсем приятно сидеть за партой, чувствуя на себе тридцать пристальных взглядов. Каждый раз в такой момент хотелось крикнуть: "Мне не нужна ваша жалость, мне нужна поддержка!"
Одному Богу известно, что со мной тогда творилось... Сначала сидела, затаившись, как мышка, а потом они начали перешептываться и искоса поглядывать... Поздравляю, Елена Гилберт, ты стала всеобщим изгоем! Вскоре терпение лопнуло, и я послала к черту эту школу. Так что да, у меня не было ни малейшего желания снова их видеть. Что они знали обо мне? Что вообще люди знают друг о друге? Проще включить телевизор, смотря очередное дешевое шоу, чем решать чужие проблемы. Я стала именно проблемой для всех: семьи, учителей, друзей. Не думала, что на меня может повлиять такое, но как раз общественное мнение убило желание бороться. Зачем? Они же все равно будут помнить меня такой: худой, бледной и потрепанной, как дворняжка.
Кэтрин и Деймон приехали недавно. Раньше наши родители дружили, и мы, соответственно, тоже общались, но потом их отец решил, что учителя нашей школы не дадут им должного образования, и ребят отправили в Чикаго. Не знаю, чем это помогло Деймону, который как не учился, так и не учится, но Кэтрин изменилась. Стала дерзче, жестче и мудрее, что ли. Теперь она не поступается старшему брату. Теперь они два сапога пара. Если в детстве эта взбалмошная девчонка заступалась за меня, то нынче только поддержала Деймона и вместе с ним начала сгребать мои вещи в коробку. Они забрали моего мишку!
Мы выходим на задний двор на встречу теплому ветерку, и я, хотя не понимаю, зачем все это и что мне хотят доказать, все же верно иду, не издавая ни звука. Не хочу говорить. Я устала даже от слов. Хочу тишины, как они не усекут! Тишина — мой друг, который всегда рядом. Она ощущает мою горечь, она не уйдет и не осудит. Люблю тишину, но для всех эта мысль вне понимания. Все говорят, что жалею себя и морально разлагаюсь. Ага, посмотреть бы на то множество людей, которые только советуют со стороны. Советы — чушь, тем более, если советует человек, понятия не имеющий, через что ты проходишь.
На улице прекрасная погода, и, несмотря на ужасное настроение, я радуюсь закату и теплому ветру, который насвистывает приятную мелодию, раскачивая в такт деревья за забором... Предметы немного потеряли свое очертание, что делает их по-особенному загадочными и новыми. Беседка стала темнее и таинственнее, деревья страшнее, а за забором, кажется, вот-вот появится огромная голова какого-то страшного чудища из моих снов. Я буду скучать по всему этому в больнице. Там из окна видно только пустую улицу, на которой редко кто показывается. Врачи считают, что прохожие могут помешать нам, больным, замкнутым в четырех стенах людям, жаждущим чувствовать себя такими же как все. Просто на минуту представить, что им можно напиться, не думая о последствиях, веселиться, позабыв о прежних заботах. Мне надоела такая жизнь. Уж лучше умереть, чем стать ненужным грузом для всех дорогих тебе людей.
- Ты взял спички?
Кэтрин садится на корточки и вытряхивает из коробки все мое добро: многострадальный мишка, несколько старых снимков, непонятно когда сделанный рентген, открытки и дневник, в котором я в последний раз делала записи где-то полгода назад. Хм... а, может, я хотела оставить это, как свое наследство?
- Кэтрин, это ты все забываешь, не я.
Деймон вытаскивает из заднего кармана потрепанных джинс старую газету и спички. Чует мое сердце будущий костер меня совсем не порадует.
- Поджигай.
Улыбаюсь, наблюдая, как Деймон поджимает губы, поглядывая на сестру, как на самого ненавистного врага. Сколько себя помню, всегда так было: Кэтрин командовала, а Деймон делал все по-своему, на зло ей, потому что всегда он должен быть главным! Он же нас старше. Всегда был защитником для двух гпупых маленьких девочек. Может, именно в такой образ героя я и влюбилась? Да, хорошие были времена... Но сейчас все изменилось между нами, даже Деймон слушается, чиркая тонкой спичкой. И через минуту огонь касается пожелтевшей газеты и плавно двигается с одного конца на другой.
Все смотрят на огонь так, как будто это восьмое чудо света. У нас в детстве очень часто были подобные взгляды. Все такое новое, загадочное и неизвестное.
- Итак, - начинает Кэт. - Елена Гилберт, сегодня тебе предстоит попрощаться со своим унылым состоянием и вернуть нам ту Елену, которую мы знали.
Две пары глаз, карие и голубые, уставились на меня, явно ожидая каких-либо действий. И я действую... Вытираю нос рукавом поношенной толстовки и продолжаю стоять, в смятении переминаясь с ноги на ногу. Я просто не понимаю, что им от меня нужно, а серьезное лицо Деймона и странная улыбка Кэтрин как-то ни о чем не говорят.
- Чего стоишь?
- А что мне делать? - я хмыкаю, но сажусь возле так называемого костра, скрещивая ноги по-турецки.
- Ну, начнем, пожалуй, с этого.
Кэтрин вытаскивает из горы забранных вещей мой старый рентгеновский снимок и, придерживая его над горящей газетой, внимательно наблюдает за тем, как медленно плавится пластик. Это еще больше настораживает... Они решили сжечь мои вещи? Может, сразу, чтоб два раза не ходить, еще и дом подожжем?
За снимком в огонь попадают и разноцветные открытки от одноклассников. Ох, эти открытки я всегда воспринимала в штыки. Тогда, как сейчас помню, меня первый раз положили в больницу, а их «Выздоравливай» я расценивала как издевку. Злилась, плакала и кричала, до тех пор пока не смирилась. Смирилась со всем и полюбила тишину. Она мой друг. Единственный друг, я бы сказала. Всем остальным просто необходимо либо упрекнуть, либо пожалеть меня и Дженну, которая сейчас выглядит не лучше меня. Такая же худая и бледная, только с прежней наивной добротой в глазах.
- Елена, - привлек голос Деймона. Кажется я что-то пропустила...
- Она ушла в себя, Деймон, ей нужен купол тишины.
Мой отрешенный минуту ранее взгляд фокусируется на Кэтрин, которая сидит так же, как я, скрестив ноги, и изображает над головой что-то вроде бы домика. Я сразу понимаю - копирует мое давнее движение, мой тон. Издевается. Я не скрываю улыбки, ведь выглядит она уж очень забавно, и вся её эта напускная серьезность лишь умиляет. С одной стороны я рада, что они не общаются со мной как с ущербной, а с другой... Я уже так привыкла к жалости, что знаю, как с ней справляться - просто блокирую ее. А тут приходится улыбаться и возвращаться в мыслях в то время, когда все было нормально, но потом, как ни крути, все же появляется осознание того, что это просто воспоминания. Меня больше не поднимет в воздух голубоглазый мальчишка, стараясь напугать и вызвать восторг у маленькой девчушки, не защекочет до слез любимая подруга, пытаясь насолить за дотошные нравоучения. Все это ушло, а осталось лишь жгучее желание отмотать время назад и ценить каждый миг.
- Знаешь, что это за вещи? - спрашивает Кетрин и, не дожидаясь моего ответа, продолжает: - Это твои воспоминания, Елена. Воспоминания - это, конечно, хорошо, но нельзя жить лишь прошлым. Отпусти его ради будущего.
Последнее слово неприятно режет слух. Про какое будущее она говорит?!
Я научилась заменять боль злостью, и сейчас мне не больно, я чертовки злюсь на Кэтрин, которая, кажется, сама не соображает, что сказала.
Деймон придвигается ближе, протягивая моего любимого мишку. Это папа мне его подарил...
- Ты всегда была сильной, Гилберт. Но, видимо, твоя сила хрустнула, как сухая ветка. Перестань жалеть себя и начни снова бороться, - он ласково поглаживает мою ладонь, стараясь выразить поддержку, и злость как рукой снимает.
Смотрю Деймону прямо в глаза и чувствую себя маленьким, ничего не смыслящим ребенком рядом с этим взрослым, возмужавшим парнем. Хотя есть в этом взгляде что-то знакомое, родное, что заставляет вспомнить, что такое первая любовь... Но все уже не то. Как они не понимают?! Мне не за чем бороться. Шансов практически нет, а состояние с каждым днем все хуже и хуже. Воспоминания — все, что у меня осталось, я не хочу их отпускать. Я желаю помнить все: как родился Джер, как мама первый раз отвела меня в школу, как я научилась кататься на заржавелом велосипеде соседского мальчика, как мы втроем сидели во дворе, сжигая мои вещи... Что тут плохого?
Мне может уже и не исполниться восемнадцать, вполне возможно, что я не увижу выпускной Джереми или свадьбу Дженны... Но я хочу помнить то, что у меня было.
- У меня нет желания быть сильной, я устала.
Забираю игрушку и крепко прижимаю к себе. Она старая и потрепанная, но она дорогая моему сердцу, особенная.
- Ты замкнулась, - снова начинает говорить Кэт. - Ты ненавидишь весь мир, потому что боишься и потому что когда-то все было куда проще.
- Ты что психологом решила стать?
- Елена! - Деймон садится напротив меня, обхватывает лицо теплыми ладонями. - Если ты не поможешь себе, то уже никто не сможет тебе помочь. Все получится, если ты этого захочешь.
Снова вытираю абсолютно сухой нос рукавом - чертова привычка! - и смотрю на Кэтрин, которая будто умоляет взглядом: «вернись»!
- Сожги его, - Сальваторе старший кивает на мишку. - Давай, отпусти прошлое и улыбнись будущему.
- Но мне его папа подарил! - возмущенно отпираюсь я, догадываясь, как со стороны прозвучала моя реплика. Капризно и по-детски глупо.
- Я куплю тебе другого, нового, красивого и без ненужных воспоминаний.
Слезы наворачиваются на глаза, но я все же подношу игрушку к огню, поджигая сначала ухо, а потом и всю голову. Из глаз начинают крупными каплями падать слезы, но я не позволяю себе всхлипнуть до тех пор, пока огонь не доходит до моей руки. Деймон не дает разрыдаться вслух и прижимает к себе. Крепко... Я слышу его размеренное сердцебиение и чувствую, как он почти невесомо целует меня в макушку. Этот поцелуй расслабляет, успокаивает, как будто уносит куда-то подальше от всех проблем, волнений, страхов...
- Пообещай, что теперь ты начнешь бороться.
- Я не хочу.
- Ну и дура! - Кэтрин не выдерживает. - У тебя еще есть шанс, но ты сама себя губишь. Почему ты не пьешь витамины?
- Они невкусные.
Деймое смеется, зарываясь лицом в мои волосы. Не знаю, выгляжу ли я сейчас глупо, как привередливый ребенок, но надеюсь, что нет. Я же взрослая, да?
- Борись, это всё, о чем мы просим.
Вместе поднимаемся с земли, и я ощущаю уже привычное головокружение. Мне надо отдохнуть... Нет желания возвращаться в дом, пока Деймон и Кэтрин здесь, но они все равно утаскивают меня за собой. С ними мне лучше, и даже излюбленная тишина отходит на второй план. И когда они открывают дверь, собираясь снова оставить один на один с одиночеством, я наконец понимаю свою потребность в родных и друзьях.
- Эй, - голос хриплый, как у заядлого курильщика. - Когда вы снова придете?
Деймон улыбается так широко, что, кажется, уголки его рта вот-вот достанут до ушей. Он, не говоря ни слова, притягивает меня к себе, чтобы оставить на щеке робкий, совсем нетипичный для Деймона поцелуй. Но дает ответ на мой вопрос не он, а любимая Кэтрин:
- Увидимся завтра, если не помрешь.
Если бы не снисходительные, по-доброму насмешливые огоньки в глазах и полуулыбка, то можно было начинать обижаться. Но я ведь понимаю, что она хочет подколоть. И у нее это здорово получается.
Когда дверь за ними закрывается, я осознаю, что снова одна. И в первый раз мне не спокойно в тишине, а страшно. Молчание пугает. Боюсь, что весь мир может замолчать навек... Боюсь — значит не хочу, так?
Я хочу жить!