Смелый взгляд и шелковые волосы,
На весь свет об этом не трубя.
Твердость духа, бархатный тон голоса –
Время все потратит на себя.

Когда я была здесь в последний раз, мне было девятнадцать, то есть это было целых двадцать лет назад. Мне даже поверить в это трудно. Но, ты знаешь, здесь ничего не изменилось. Только вот твоя могила практически запущена, каменная плита обросла мхом, вокруг вьется мелкий плющ и на твое имя налип первый в этом году снег.
Я медленно опускаюсь на колени перед куском серого мрамора – он никогда не отразит всю сущность человека, лежащего в паре метров под землей. Подняв руку в кожаной перчатке, стряхиваю снег с твоего имени. Столько лет прошло, а позолота все еще осталась.
Судорожный вздох сжимает мое горло. Сделать это оказалось в сто раз больнее, чем просто представить. Моя жизнь без тебя оказалась в сто раз больнее. И это подтверждают слезы, которые я не могу сдержать. Я запрещала думать себе об этом целых двадцать лет и, каждый раз закрывая глаза, молилась, чтобы ты мне снова не снился. Молилась, лишь бы память не причиняла боль, только бы сердцу стало легче. Но врут, время не лечит, притупляет – да, но не лечит. Я это подтвердила на собственном опыте, ведь стоило мне увидеть надпись на могиле «Деймон Сальваторе. 1839 – 1864 – 2010», как мое сознание взорвалось вспышками прошлого, которые пришли вместе с твоим именем.
Мы оба знаем, что этого не должно было случиться, и если бы у меня была возможность, я бы повернула время вспять, только бы твои глаза опять сияли. Ведь это так глупо – пережить войну с Клаусом, помочь убить самого древнего вампира, а потом умереть от укуса оборотня, потому что единственный шанс на спасение мы истребили своими руками.
Я прячу лицо в ладонях и чувствую, как холодный ноябрьский ветер развевает мои волосы. Слышу, как мои судорожные всхлипы проносятся по пустому кладбищу, отдаваясь эхом от гранитных плит и мерзлой земли. В этом месте слишком много боли и слишком много людей, которые мне дороги, которых я так любила.
На самом деле сегодня годовщина смерти родителей, но стоило мне увидеть ворота кладбища Мистик Фолс, как я поняла, что не скоро к ним подойду. Я думала, что забуду, человеческая память слишком аморфна, чтобы помнить так много, но ничего подобного. Картинки настолько же яркие, будто это все произошло только вчера. И эта боль, что отдается в сердце, не утратила свою силу, а только, кажется, стала сильней.
- Прости меня, - шепчут мои бледные губы. Пальцы не произвольно начинают обводить твое имя. – Я до сих пор не верю, Деймон. Это не могло случиться с тобой. Это – неправда.
Мне приходится до боли закусить нижнюю губу, чтобы не разреветься здесь в голос. Легкие будто горят огнем, и наружу рвется крик, такой отчаянный, что я сама пугаюсь и вздрагиваю. Боже, я схожу с ума. Двадцать лет я старалась жить как человек, но лишь одно имя вернуло меня в тот момент, когда мою жизнь населяли самые необычные существа – вампиры, оборотни, ведьмы.
Я силой заставляю себя успокоиться. Я пришла сюда не только для того, чтобы омывать твою могилу слезами. Поднимаю заплаканные глаза и смотрю на твою фотографию, единственную, что мне удалось достать. И прям так и слышу твой голос, полный сарказма: «Ой, ну только не утопи меня в слезах, Елена, я сегодня не взял с собой спасательный жилет». Горькая улыбка касается моих губ. Самыми кончиками пальцев я обвожу овал твоего лица на фотографии – он безупречен. Тонкие губы изогнуты, а глаза горят огнем, и пусть это фото черно-белое, даже здесь заметна их глубина. Взгляд – дерзкий, непокорный заставляет чувствовать себя неуютно, прожигая насквозь. И даже на какую-то долю секунды мне кажется, что уголки твоих губ приподнимаются в легкой ухмылке. Моргаю и качаю головой из стороны в сторону – нет, это всего лишь мираж.
Не знаю, где Стефан раздобыл эту фотографию, но ты бы, наверное, посчитал забавным то, как он мялся, передавая ее мне. Он что-то невнятно бормотал на вопрос о том, откуда она у него, но я не стала даже допытываться, главное, что она есть. Ее копия лежит в моем дневнике, последняя запись которого датируется «12 декабря 2010 года». Не открывала я его ровно столько же, сколько и не была здесь.
- Тебе было бы интересно узнать, что Стефан, все-таки, сейчас с Кетрин. Не знаю где они точно, но последний раз они присылали открытку на Рождество и на ней были изображены Багамы, - я приподнимаю левый уголок губ в ухмылке, вспоминая наше расставание со Стефаном. Не было боли, только чувство легкого разочарования и обещание остаться друзьями. – Он очень долго боялся мне сказать, что они вместе. Пока я однажды не застукала их в Чикаго, куда отправилась по работе. Видел бы ты его лицо, это было нечто.
Может быть, я выгляжу глупо со стороны, разговаривая с твоим надгробием, но мне почему то кажется, что ты меня слышишь, что тебе интересно.
- Ты бы хотел узнать, что у меня все хорошо. Я вышла замуж, у меня семья, работа. Большой светлый дом в Принстоне. И сынишка, - я опять сглатываю ком, вставший в горле, и крепко зажмуриваю глаза, чувствуя, как слезы все равно текут по моим щекам. И срывающимся шепотом произношу, - Его зовут Деймон, у него безумно голубые глаза.
Не могу сдержать всхлипа. Руки сжимаются, и сквозь тонкие перчатки я чувствую шипы алых роз, что принесла с собой.
- У меня есть все, чего не было у тебя. У меня есть все, что ты для меня так хотел, - мой голос срывается и я, роняя на землю розы, закрываю уши руками, ибо в моей голове звучат твои последние слова: «Только живи, Елена. Ты не достойна вечной тьмы. Я хочу, чтобы у тебя было то, о чем я смел только мечтать».
Поднимаю затравленный взгляд обратно к твоей фотографии.
- Мне очень трудно, Деймон. Трудно без тебя… Но я справляюсь, - опускаю руки и с легким свистом выдыхаю. – Мой сын, ей богу, не знаю как, но у него твой характер. Знаешь, я даже на днях чуть не поседела от его выходок, - горькая улыбка опять касается моих губ. – Я больше не такая красивая как раньше, но мой характер все еще тверд. И маленькому сорванцу спуска не будет.
Глубоко вздыхаю и смахиваю слезы, которые холодят щеки на ветру. Тяну руку, чтобы поднять розы, но натыкаюсь на что-то под снегом. Откладывая одной рукой цветы в сторону, другой стряхиваю белые снежинки возле могильной плиты.
Я даже не заметила этого, когда пришла. Две небольших белых розы, перевязанных черной лентой. Точно такие же Кетрин положила в день твоих похорон. Знаешь, я рада, что она о тебе не забывает. Думаю и Стефан тоже.
Может быть, он так тебе этого и не сказал, зато он сказал это мне. Он тебя любит. Любил… Он бы продал душу дьяволу, лишь бы ты был жив. Впрочем, я хотела бы того же.
Думаю, сейчас ты бы удивился и обязательно воскликнул: «Елена, у тебя горячка? Или твой рассудок помутился от моей красоты?». Нет, Деймон. Мне жаль, что я смогла это признать только после того, как твое дыхание остановилось. Прикрываю глаза, вспоминая, как кричала до хрипоты, пока не потеряла голос – «Останься! Ты мне нравишься таким!». Как умоляла вернуться, сжимая руки на твоих плечах. Как Стефан, пытался оттащить меня от тебя, уже мертвого, с посеревшей кожей, а я лишь еле различимым шепотом говорила: «Он не мог! Не мог! Он обещал никогда меня не оставлять!».
Тот период моей жизни стал моим личным адом. Я прошла все семь кругов. Ночью не могла заснуть – ты не оставлял моих снов. Днем просиживала у твоей могилы, тупо пялясь в пространство. Никто не выдерживал рядом со мной, у Стефана опускались руки. Пока однажды Джереми не подсыпал мне снотворное в чай, собрал все мои вещи и увез меня куда подальше, куда глаза глядят. Вот с тех пор мы больше и не виделись, любимый. Ты бы, наверное, опять удивился. Прикрывая глаза, я так и вижу твою горькую кривую усмешку, но это правда – Я люблю тебя. Я смогла в этом признаться только по прошествии времени, только потеряв самое ценное в моей жизни, что заставляло меня бороться – тебя.
- Я люблю тебя… - повторяю это просто так, чтобы ты знал. Ведь я давно смирилась с этой мыслью, от нее даже не убежать. И я совершенно не понимаю, как хватало у тебя сил пытаться скрывать от меня свои чувства. Мне нет прощения – я ведь замечала, догадывалась, но предпочитала не обращать внимания. Я не заслужила твоей любви, Деймон.
Слишком горько. Чувствую, как меня охватывает мелкая дрожь, холодный ветер задувает под полы пальто, и я слышу легкие шаги, приглушенные снегом.
- Милая, да ты уже вся замерзла! Ты просидела здесь несколько часов! – голос моего мужа, Чарльза, полон заботы и любви. И пусть я никогда не отвечу ему взаимностью, он не теряет надежды и не перестает заботиться обо мне. Его руки ложатся мне на плечи, и я поворачиваю к нему голову. – Это он, да? – хмурится, вижу, как ему не по себе.
Отворачиваюсь обратно к надгробию и смахиваю с него оставшийся снег, открывая взору стихотворение, что было сделано вместо эпитафии. Читая его, горько усмехаюсь и вздыхаю.
- Где Деймон?
- Так вот в честь кого ты назвала нашего сына, - в его голосе слышится печаль. К сожалению, я ничем не могу ему помочь. – Закрывает машину, мы устали гулять по городу, да и ты тут уже засиделась.
- Я еще не проведала родителей… И Дженну, - поднимаю с холодной земли пять ярко-алых роз, оставляя одну на земле, рядом с белыми, а следом поднимаюсь сама, тяжело распрямляя затекшие ноги. С тяжелым вздохом. Не хочу отсюда уходить. Как и в девятнадцать, я готова сидеть здесь сутками, разговаривая с тобой, Деймон.
Чарльз берет меня за руку, придвигая к себе и обнимая. Но я выкручиваюсь из объятий, смешно, но мне кажется, ты бы этого не одобрил. Не здесь.
Сзади раздаются еще шаги, и я оборачиваюсь, смотря в голубые глаза моего сына. Делаю пару шагов к нему и ласково приглаживаю свободной рукой непокорные русые вихры. Да, волосы у него не твои, да и с чего бы?..
- Мам, ты чего? – произносит мой Деймон, смотря на мои заплаканные глаза.
- Все хорошо милый, - он переводит взгляд мне за спину, пару секунд изучает надгробие и как-то непонятно хмыкает. Я могу поклясться, что в этот момент у этого пятнадцатилетнего мальчугана ухмылка точь-в-точь как твоя. Деймоновская. Я протягиваю ему руку и тяну в противоположную сторону от могилы.
- Пойдем, я познакомлю тебя с бабушками и дедушками…
Мои мужчины идут впереди меня, а я немного медлю и оборачиваюсь назад, чтобы кинуть прощальный взгляд на твою могилу. Не знаю, когда мне еще удастся к тебе выбраться, но я очень постараюсь.
Но от увиденного я замираю на месте. Черный ворон, большой, с длинными изогнутыми когтями сидит на твоей мраморной плите и изучает меня немигающим взглядом. Всего мгновение, но мне кажется, что он отливает голубизной. Меня пробирает дрожь, в то время как на лице расползается счастливая улыбка.
Мой шепот растворяется в хриплом карканье и хлопанье крыльев над головой:
- Ты будешь жить вечно, Деймон! Ты будешь жить вечно…