"Увы, вчера я слышала, как Дэймон разносил
свою комнату в пух и прах.
В унисон тому, как атомная бомба подорвала
к чертовой матери мои надежды…"

Слишком тяжелый и вязкий воздух, чтобы я смогла свободно сделать глубокий вдох. А горло сдавливает ком. И это тоже препятствует поступлению кислорода в легкие. Словно раскаленный обруч обвивает мою шею, давит, пока все мышцы не напрягаются до такой степени, что вот-вот готовы лопнуть.
Поколебавшись, я все-таки бросаю взгляд на поднос, лежащий прямо передо мной. Вафли уже были холодные и размокли, а нарезанные мелкими кусочками фрукты потонули в овсянке. Подавив ощущение легкой тошноты, я медленно протягиваю руку и, задержав ее на какое-то мгновение в нерешительности, беру чашку с уже остывшим кофе. Он потерял свой вкус, но я через силу делаю несколько крупных глотков. Сколько я не спала?
До моего слуха, сквозь массивную железную дверь, долетает приглушенный шепот. Я поддаюсь вперед, игнорируя тупую боль в спине – сколько времени я не решалась подняться на ноги? Пытаюсь различить слова, внимательно вслушиваясь в неразборчивое бормотание узника.
- Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я люблю…
Я не знаю, шепчет он это в надежде, что я все-таки услышу, или его болезненно воспалившееся сознание рождает в голове образы Кэтрин. Боже, я уже ничего не знаю и ни в чем не уверена. Обессилено прислонившись спиной к каменной и холодной стене подвала, я прикрываю глаза. И только сейчас понимаю, что я дико устала от этой слепой веры и битвы непонятно за что. Я приношу в жертву себя, пытаясь отгородить его от неминуемого, неизбежного... Взгляни, Елена, что ты натворила, взгляни. А всего-то нужно было быть подальше от эпицентра, если взрыва не избежать.
И мой бы внутренний самосуд продолжался бы вечно, пока сильные и прохладные руки не подхватили меня, помогая подняться. Слишком слаба, чтобы самостоятельно сохранить вертикальное положение, поэтому отчаянно цепляюсь за его руки, плечи, ворот рубашки и лацканы пиджака. А его губы, тонкие и до тошноты идеальные губы, крепко сжаты, словно он боится проронить слово. В другое время я бы наверняка постыдилась за то, что так страстно ищу поддержки в его лице.
Запах алкоголя и одеколона щекочет ноздри, а аромат его кожи дурманит. И от этого становится только хуже, потому что я не могу сопротивляться. Не могу… И не хочу.
Я чувствую, что Стефан устал бороться со своим началом, поэтому, находясь в жарком бреду, просит смерти. Невыносимо больно. Признаться, я тоже устала.
А если сейчас аккуратно отпереть железную дверь, снять замок, то я смогу еще, хоть что-то исправить. Просто протянуть руку и повернуть замок. Но нет, продолжаю наблюдать за тем, как его тело содрогается в конвульсиях, пока Дэймон уводит меня наверх.
Он пытается крепче сжать меня в своих руках, но эта попытка ни к чему не приводит: он слишком слаб. Я боюсь поднять взгляд и встретиться с глазами, что были подернуты красной пеленой, боюсь думать, сколько дней он не покидал поместье, чтобы утолить свою жажду. Боюсь знать, почему.
Дэймон говорит, что голод съедает его брата изнутри, словно зверь, раздирающий зубами и когтями себе путь к свободе, все чувства обостряются так, будто нервы были оголены, воспалены. Голова разбита на миллионы осколков, и нет сил, чтобы собрать их воедино. И на самом деле хочется избавиться от этой ноши, от мучений. И он выглядит вполне спокойным, будто все происходящее было естественно. Я знаю, что ему только хочется казаться таким. Ради меня, наверное. Чтобы я окончательно не потеряла надежду и веру, что Стефана можно вернуть.
Увы, вчера я слышала, как Дэймон разносил свою комнату в пух и прах. В унисон тому, как атомная бомба подорвала к чертовой матери мои надежды…

Повернуть кран с горячей водой, чтобы усилить напор воды. Пар уже полностью заполнил ванную комнату, затрудняя дыхание. Кожа начинает краснеть от ударов воды и от температуры. Но это хоть как-то помогает отвлечься от пустоты внутри меня. Легкие сдавливает и нет сил и возможности издать хоть звук – нельзя позвать на помощь.
И мысль, что я потеряла Стефана окончательно, пульсировала в голове. Своими руками помогла монстру, которого он всю свою жизнь пытался подавить в себе и приручить, вырваться на свободу, который, в конечном счете, победил его разум. Это намного хуже, чем просто смотреть на то, как он неимоверно быстро увядает. Теперь я больше не спускаюсь в подвал.
Скрип крана и поток горячей воды прекращается. Было бы замечательно, если бы можно вот так вот просто прервать боль и самоистязание. Обернувшись в полотенце, я выхожу из ванной. А холодный поток воздуха ударяет по ногам, касается разгоряченной кожи. И я вновь хочу спрятаться, стоило поймать на себе внимательный и изучающий взгляд льдисто голубых глаз. Он, кажется, слышит, как, срываясь с кончиков моих волос, капли воды ударяются о пол, разлетаясь на миллионы мелких брызг. А позади аккуратная вереница – цепочка из прозрачных миниатюрных капель.
- Ты в порядке? – Я в ответ лишь молча киваю головой: нет сил произнести слова, нет желания, нет причины. Стараюсь игнорировать беспокойство в его глазах, но уйти не могу: он крепко сжимает мою руку своими прохладными пальцами, что тут же вызывает легкую дрожь в теле и мурашки.
- Пусти, - вяло и без всякого желания бормочу, пытаясь дышать правильно и равномерно, чтобы не дать голосу предательски дрогнуть. Ненавижу себя за слабость, ненавижу себя за то, что он делает со мной. Ненавижу за ту заботу в его глазах… – Дэймон…
- Это то, чего ты на самом деле хочешь? – Не думаю, что этот вопрос относился к данной ситуации, но я вновь киваю головой, а несколько капель вновь срываются с кончиков моих волос. А вместо того, чтобы разомкнуть свои пальцы, он только ближе притягивает меня к себе и накрывает мои губы своими. Мои – холодные и влажные, дрожат, его – горячие и искусанные, при прикосновении напоминают рваные обои, настойчивые. Но я отвечаю. Я всегда отвечаю, потому, что не в силах сопротивляться. Не хочу, потому что он – единственное, что у меня осталось. И стоит мне только расслабиться в его руках, прильнуть еще ближе, коснуться пальцами узла полотенца, чтобы распустить его, Деймон резко отстраняется от меня и как-то аккуратно и слабо отталкивает, – Иди.
- Дэймон…
- Иди, - и в его голосе привычные стальные нотки… Он обрывает меня на полуслове и ждет. Ждет, когда я сдамся…
Я послушно разворачиваюсь и направляюсь к выходу из комнаты, придерживая спадающее полотенце и пытаясь не дать эмоциям взять вверх. Никогда не позволю чувствам пуститься вскачь.