Где-то далеко на горизонте начинает брезжить рассвет. Он медленно, лучик за лучиком, прорывается, растворяя разлитую по небу чернильную ночь, захватывая власть уверенно и неотвратимо. Его еще даже почти не видно, а я уже чувствую.

Солнце, нещадное и палящее, вступает в свои права, и каждая клетка моего тела отзывается невнятными, тянущими ощущениями. Их невозможно описать, трудно понять.

Такова природа вампиров. Даже если солнце не лижет твою кожу, не выжигает тебя дотла, оно все равно дает знать о том, что его час настал, день вступает в свои права, а значит, ты должен отступить в тень и выжидать, как животное, затаившись до темноты. И никакие заклятия и кольца не помогут избавиться от этого ощущения, от осознания того, что наступает час, когда сила не на твоей стороне. А ты сам – лишь приспособленец, нашедший лазейку, обманом позволяющую тебе не жаться в темном углу.

Вот за это я не люблю рассветы. За то, что они напоминают о моей слабости. За то, что каждый раз, стоит жгучему светилу протянуть из-за горизонта свои лучи-щупальцы, первобытный инстинкт у меня в голове вопит о том, что я такое. О том, чем я стал, без единого шанса что-либо изменить.

Но это бывает в плохие дни. В дни беспросветных тревог, ноющих воспоминаний… в дни, наполненные виски и мыслями о Тебе.

Я хожу по комнатам своего старого дома. Настолько старого, что его права на жизнь или вообще хоть какое-либо существование так же сомнительны, как и мои собственные. Перелистываю книги в пыльных кожаных переплетах, очерчиваю кончиком пальца причудливые узоры каминной полки, задеваю кресло, задумавшись вдруг и вновь не заметив его на этом чертовом месте.

Воспоминания догоняют меня. Вспышками. Образами. Отзвуками твоего смеха или твоих рыданий.

Ты сидела в этом кресле, закинув ноги на подлокотник, и читала. Кажется, что-то из ранних собраний поэзии Средневековья. Смешно шевелила губами, переводя взгляд с одной строчки на другую. Как четко в моей памяти сохранился твой профиль на фоне большого витражного окна. Как будто это было вчера.

Я иду дальше, поднимаюсь по лестнице, едва касаясь перил. Ступени скрипят и слегка подаются вниз, но я знаю, что они все так же прочны. Этот дом будто заведомо строился для хозяев, которые никогда его не покинут.

Первая дверь. Комната брата. Я не хочу заходить, это не моя территория, не мои воспоминания и не моя жизнь. Даже теперь я чувствую это, хотя прошло уже столько времени. Я думаю о том, как часто там бывала ты. Как много ночей ты засыпала в его объятиях, разбросав по подушке темные пряди волос. Как много раз, несмотря на толстые стены и дубовые перегородки, в ночной тишине я мог уловить стук твоего сердца и слабое дыхание, слетающее с приоткрытых губ.

Я иду дальше по коридору. Здесь пол уже не скрипит, покрытый толстым красным ворсом ковра. Всегда не любил его - слишком вычурно и безвкусно. Хотя какая теперь разница?

Вторая дверь вызывает во мне еще более отталкивающие чувства, хоть за ней и находится моя комната. Перейти сейчас эту черту – все равно, что нырнуть в прошлое с головой. Обратной дороги может и не найтись.

Кровать. Большая. Нет, огромная. Перины, матрасы, шелковые простыни. Мне не верится, что все это раньше имело значение. Зеркала повсюду, холодные и бесстрастные. Книжные полки… Здесь нет тебя. И никогда не было. Конечно, пару раз ты заглядывала ко мне, но эта комната не оставила ни одного напоминания о тех минутах. Ты была здесь чужой. Или просто хотела ею казаться.

Я снова спускаюсь вниз, иду в подвал. Усмехаюсь, увидев холодильник, раньше наполненный пакетами с кровью. Как все это было смешно и нелепо. Узкий коридор, в котором мы сидели вдвоем всю ночь, молча, думая каждый о своем. Ты положила тогда мне голову на плечо, и я решил, что это очень трогательный жест доверия. Потом как-то забылось. Я много чему не придавал значения.

Между тем, канистра, все это время зажатая в моей левой руке, почти опустела. Последние капли горючей жидкости стекли с горлышка, ударившись о холодный пол. Что ж, кажется, я закончил свой путь. К тому времени, как приедут пожарные – а приедут ли? – здесь останутся лишь каменные развалины. Развалины прожитой жизни, руины разрушенных судеб, осколки воспоминаний…

А я сажусь в машину и завожу мотор. Я знаю, куда мне ехать - ты ждешь меня там.

***

Это даже смешно! Здесь все и началось. Здесь должно и закончиться. Памятники, местами заросшие мхом, покосившиеся, с давно забытыми именами на выцветших надписях.

Я сажусь, опершись спиной о холодный гранит. Нет сил обернуться и прочитать твое имя. Оно и так прожигает мне спину. Выворачивает душу наизнанку. Я закрываю глаза.

Где-то далеко на горизонте начинает брезжить рассвет. Он медленно, лучик за лучиком, прорывается, растворяя разлитую по небу чернильную ночь, захватывая власть уверенно и неотвратимо. Его еще даже почти не видно, а я уже чувствую.

Но я стою и не могу думать ни о чем, кроме того, как твои волосы переливаются в этих лучах. Ты спишь, положив ладошку под щеку, и не чувствуешь моего присутствия. Хрупкая фигурка под цветастым одеялом в девчачьей комнатке. Смешная и трогательная. Такой я тебя и запомнил.

Такой я помнил тебя все те годы, что провел вдалеке. Настолько далеко, чтобы отголоски прошлого не достали тебя, не добрались, не подкрались темной тучей. Я заставил тебя забыть. Подарил возможность прожить эту жизнь так, как ты того заслуживала. Быть счастливой и свободной. Быть любимой. Вырастить детей. Воспитать внуков. Умереть тихо и спокойно в своей постели, когда солнечные лучи все так же нежно ласкали твои седые пряди.

На похоронах я не подошел к гробу. Наблюдал издалека, как твоя внучка, девочка лет семи с живыми карими глазами и темными локонами, сжимает в кулачке белые цветы. И тогда я понял, что все закончилось. Закончилось на самом деле, раз и навсегда. По крайней мере, для нас.

К тому времени, как я вновь открываю глаза, солнце уже поднимается выше. Через час станет совсем светло. Я снимаю кольцо и бросаю его куда-то в кусты.

Вот за это я и люблю рассветы. За то, что они напоминают о тебе.