Глава 1. Просто ловушка
Надежда – бессмысленное, глупое чувство, но всё же «спасательный круг» в море человеческого отчаяния. Для одних надежда – лишь бытовое чувство, бледная краска в палитре жизненных эмоций и ощущений. А что делать тем, у кого не осталось ничего кроме отчаяния и безысходности, тем, кто любит и не получает любви взамен? Надежда – барьер, не дающий подойти к самому краю и сорваться. А не проще ли сделать этот роковой шаг в пропасть, чтобы избавиться от боли, чем получать пинки от судьбы, понимать, что ты не в силах ничего исправить, разбивать руки в кровь, быть втоптанным в грязь, снова подниматься, а затем преследовать призрачную и коварную, но всё же такую манящую надежду… а дальше всё повторяется снова и снова. Надежда убивает и порой нужно найти в себе силы разорвать порочный круг, сделать шаг в никуда.


Глава 2. Последнее пристанище
На краю обрыва в непроглядной ночной темноте можно было едва различить мужской силуэт, стоящий недалеко от самого края. Казалось он хотел прыгнуть, но медлил. Что – то останавливало его, будто он чего – то ждал. Густой ночной воздух обволакивал его фигуру, и мужчина сливался с темнотой. На фоне этой тьмы выделялись лишь его глаза… пепельно-голубого цвета, проникающие в душу, заставляющие поёжиться от боли…его боли. Его лицо выглядело ужасающе спокойным и лишь одна скупая слеза, так одиноко прокатившаяся по щеке, заставляет поверить в то, что внутри обрушился целый шквал эмоций. В то, что одиночество разрывает его и без того израненную душу. Душу потерянного вампира. Он не верит в Бога, но кто бы ни был там наверху, он, поднимает голову, прося сжалиться над заблудшим творением. Приближающийся рассвет прервал его исповедь. Вот лучи света прорезаются сквозь ночную дымку, опаляя её своим горячим потоком. На горизонте медленно, но величественно поднимается обжигающий, слепящий глаза шар, будто накрывая всё вокруг багровым покрывалом. Солнце знаменует новый день, но конечный пункт его пути.


Глава 3. Ты обманешь – я поверю.( За несколько месяцев до событий, описанных в главе 2)
Деймон думал, что после того как Клаус похитил Стефана, вернее сам Стефан уехал из города, вернувшись к своей прежней сущности, ради спасения своего старшего брата, его отношения с Еленой примут новую форму. Безусловно, он чувствовал гнетущую его вину за то, что он подтолкнул его к этому решению (Как думал сам Деймон). Но всё же после поцелуя с Еленой в нём с каждой секундой зрела та самая запретная надежда, заставляющая его мёртвое сердце биться быстрее, чем у любого живого человека. Увы ситуация обернулась другой стороной. Эта чёртова надежда подвела его в тысячный раз. Поначалу Елена вообще отказывалась с кем – либо разговаривать, и Деймон ожидал подобную реакцию. Он как никто другой понимал состояние, в котором она находилась. Но время шло, а улучшений не было, вернее сказать они были, но направлены отнюдь не в его сторону. Елена начала общаться с Бонни, они целыми днями штудировали какие – то магические книги, но результата не было ( Скорее так Елена пыталась утешить себя, чтобы не сломаться и не показать свою слабость, она не хотела признавать всю тупиковость ситуации, никто не хотел этого делать, и окружающие любыми путями пытались взбодрить её). Елена, в свою очередь, несчётное количество раз просила Бонни обратиться к духам ведьм за помощью, но те упорно не хотели выходить на контакт. Керолайн всячески пыталась помочь, также суетился и Джереми. Аларик, переехавший в дом Гилбертов стал надёжной «нянькой» и не спускал глаз с Елены и её брата. Вообщем все утопали в её проблеме, и Елена принимала эти бесполезные попытки помощи и сострадания, хотя как бы ни боролась, не могла скрыть боли и собственной беспомощности. Но Деймон упорно хотел понять почему Елена не хочет принять помощь и поддержку от него. Она будто ещё больше отдалилась, всячески избегала контакта, и если и попадалась на глаза, изредка приходя в особняк, то ограничивалась скупым «Привет» или «Я здесь ненадолго и уже ухожу» и в спешке убегала. В тот момент она казалось ему такой хрупкой и беззащитной, что хотелось прижать её к себе и дать излить душу, чтобы стало легче. Всё же однажды ей пришлось остаться в особняке на весь вечер. Тогда на город обрушился ураган, и Деймон заставил её переждать грозу и ливень в доме. Она сидела на диване и безразлично всматривалась в догорающие поленья в камине. Деймон подошёл и сел напротив неё, но Елена будто смотрела сквозь вампира и даже не пошевельнулась, хотя заметно напряглась. Он несколько секунд пристально изучал Елену взглядом, пытаясь увидеть хоть одну эмоцию на её каменном лице и вдруг с горечью выпалил: « Я не хотел этого всего. Прости меня». На последней фразе его голос сорвался, и он посмотрел на Елену с надеждой, что она откроется ему, кинется в объятия, разрыдается, а он будет гладить её по волосам и скажет, что обязательно найдут выход, и она поверит, ведь они вместе справятся с чем – угодно. Вместо этого Елена лишь подняла глаза, и Деймон ужаснулся: её взгляд был настолько холодным, резким и колючим, что по спине побежали мурашки. Она продолжала сверлить его глазами пару секунд, а затем выдавила из себя: «Это не твоя вина…». Это прозвучало так, будто Елена сама не поверила сказанному, в её тоне слышалось столько фальши, что Деймону стало противно. В этот момент в дверь постучал Аларик. Он вошёл и сказал, что буря поутихла, и Елене больше нет нужды здесь оставаться. Она будто выдохнула с облегчением и не глядя на вампира, отправилась к выходу. Буря снаружи действительно поутихла, но буря в душе Сальваторе – старшего лишь начинала набирать обороты.

После того вечера Елена иногда заглядывала в особняк, но никогда не приходила одна, видимо опасаясь оставаться наедине с Деймоном. Чаще всего она посещала дом в сопровождении Джереми и Бонни, и все они вместе с вампиром разбирали книги, пытаясь найти больше информации о Клаусе и первородном семействе. Деймон знал, что даже в процессе работы Елена продолжала «одаривать» его укоряющими взглядами. Иногда ему казалось, что он чувствует их даже стоя спиной к ней, они будто прожигали его насквозь.

Временами ему хотелось подлететь к ней на всей его вампирской скорости, вжать в стену и устроить промыв мозгов. Просто для того, чтобы вытащить из неё хоть одну эмоцию, вернуть прежнюю Елену, а не лицезреть эту девушку, больше походящую на каменное изваяние, лишённое способности чувствовать, показывать боль, быть ранимой. И было искренне наплевать на последствия. После эдакой эмоциональной встряски вампир был готов выслушивать её крики, претензии, унижения в свой адрес, пусть со всей отмаши залепит ему звонкую пощёчину, он готов был вытерпеть всё, но не это гнетущее безразличие и колкую пустоту, которые в своей совокупности так умело и закономерно вывёртывали наизнанку его сознание и решетили измученное сердце. Впору посмеяться над иронией сложившийся ситуации, ведь в тысячный раз проклиная столь отменную вампирскую память, он прокручивал события полугодичной давности, когда Елена своими проповедями пыталась вытащить из Деймона крупицу человечности, неимоверными усилиями, и что уж лукавить, безрассудными действиями так умело скрываемую им самим, топящего эту пресловутое умение чувствовать в глубинах своей непокаянной души. После смерти Роуз, Гилберт сказала ему не сдаваться, чем лишь сильнее распалила чувства, накрывшие его волной необузданной ярости и раздражения… парадокс, но на данный момент они поменялись местами, ведь сейчас именно он должен произнести эту фразу, чтобы достучаться до её израненного сердечка.
Но какова будет её реакция? В этом заключался вопрос и, к сожалению, он оказался риторическим. Сколько бы раз он ни прокручивал возможные варианты её ответа, он убеждался в том, что эта женщина – непредсказуема, по крайней мере, для него. Проявит ли Елена снисхождение к вампиру или отшвырнёт как тряпку? Эти вопросы сводили с ума, непрошено овладевали сознанием, строя лабиринт без возможности выхода. А не послать ли всё куда подальше и попытаться завоевать неприступную мисс Гилберт, ведь главной преграды больше нет и теперь Сальваторе – старший играет роль пай – мальчика, хотя бы по сравнению с нынешним Стефаном. Увы, стоило лишь окунуться в запретные мысли, случалась осечка. Реальность тотчас же обволакивала голову и тугим жгутом предательски сдавливала шею, не давая вырваться. Ведь так называемая «преграда» - это Стефан, пожертвовавший своей свободой ради жизни брата. И существовала главная причина его терзаний, та самая, ради которой он готов был самоотверженно переступить через собственные желания, вечно оставаться лишь другом и щенком на привязи, умереть тысячу раз и, в конце концов, пройти все круги ада. Отчётливо и ясно понимая, что эта всеобъемлющая верность и слепая преданность погубит, он покорно добавлял эту смертельную смесь из человеческих, казалось бы чуждых ему чувств, в и без того ядовитый, разъедающий живую плоть изнутри коктейль, называемый любовью, буквально подписывая смертный приговор. Но Деймон Сальваторе не мог иначе. Если оставаться фаталистом, то уж безнадёжно и до самого конца. Он мысленно дал обещание вернуть привычный ход вещей, вернуть Стефана любой ценой, и он его сдержал.