Расцарапана. Душа внутри расцарапана, покрыта тонкою паутинкой, подобной рисунку на мечевидных листьях аира. Отдав себя во власть летнего ветра, острые края растения качнулись в такт американскому флагу и задели руку притаившейся у заграждения девушки.

Она приехала забрать свое, часть воспоминаний, спрятанных в закромах полузабытого района. Трио лет многое изменило в просторном поместье: территория расширилась за счет соседней земли, высушенное некогда озеро наполнилось талой водой, пернатые символы верности рассекали тихую гладь, и теперь все это находилось во владении нового мэра.

Правление стало другим, но город с прежним размахом отмечал исторические события, хозяева особняка приглашали значимых фигур общества, обсуждали политику, экономику, улыбались и шутили.
Вот только кого-то не хватало. Ее. Той, что при рождении присвоила чужой облик. Той, что вошла в ход Мистик-Фоллс человеком, а уехала из него вампиром, невольно потянув за собой обоих Сальваторе. Они всегда были поблизости, подставляли для опоры предплечье, наклонялись для легкого поцелуя, краткого шептанья на ушко или же наблюдали за счастьем со стороны.

Прерывистое покалывание запястья заставило гостью ощутить знакомое присутствие, обернуться, протянуть руку, как когда-то Стефану, но получить молчанье взамен. Никого.

Больше не надо мелькать непризнанной тенью среди лиц, периодически надевать маску «младшей сестренки» и мастерски играть в актах пьесы. Украденные реплики – единственное, что выдавалось на руки, резко выдергивалось из тетради помятыми листами, но сегодня и их нет.

Больно. Больно быть кем-то и в одночасье превратиться в ничто, наслаждающееся одинокой вечностью, в ничто, уверенной походкой достигнувшее скрытого во дворе помещения.

Тонкие каблучки отмерили двадцать девять ступеней вниз, ступили на зыбкий каменный пол и прервали мелодию у невысокой решетки. Однажды именно здесь темный вечер показал силу внушения, пробил брешь в мужском сознании, нарисовал страстные картинки, заставил марионетку быть безмолвным участником происходящего, но так и не породил любовь.

Театральными подмостками управляли избыток телесности, порыв утолить жажду ласки, нанести удар наблюдательнице и заполнить зияющую пустоту. Не для главной актрисы предназначались временное прощание на крыльце, демонстрация пути к вампирскому сердцу и нежелание дарить горький рай. Не ей были уготовлены скорое пробуждение в теплых объятиях младшего Сальваторе и пожелание доброго утра. Героиня была лишь невидимой мечтою и явным вето, безупречно узнаваемым абонентом для Стефана и нераспознанным собеседником для Деймона.

Звук шагов нарушил тишину подземного пространства, эхом оттолкнулся от дальней стены, простынею окутав просмотр старинной фотографии.
Сейчас надо бы потушить ментоловую сигарету, украдкой смахнуть предательскую слезу и что-нибудь произнести в привычном для себя стиле. Надо бы…

Деймон тихо опустился на пол; заметив влажную дорожку на щеке Кэтрин, потянулся попробовать соленость на ощупь, но спиною ударился о кирпичный выступ. Жизнь будто вернулась на круги своя: оттолкнулась, отвернулась, пытаясь среди газетных вырезок спрятать истину и уголок образов. Через секунду последовали давление на сонную артерию, прожигающий взгляд и прохладное дыхание. Кэтрин проникла ладонью под лацкан пиджака вампира, добралась до редкой пульсации в левой части груди, ощутила проникновение постукивания под кожу, но захотела большего, того, что уже получила.

Двое смотрели друг на друга без былого раболепия одного и превосходства другой, без игр и усмешек, впитывали любимые образы по-настоящему, желая вкусить общее будущее. Сто сорок восемь лет знакомства, бег от времени, вытканные ложные цели в виде Стефана и Елены, попытка войти в их судьбы и оставить ранения – к чему это? К тому, чтобы доползти до станции назначения, понять, что оригинал никогда не заменишь копией. Елена забрала себе чужое, заманила дуэт, но не обрела способность в нем разобраться. Она украла не принадлежащее ей существование, но так и не сумела стать…