В очередной раз плеснув в бокал немного виски, я кинул взгляд на почти опустевшую бутылку и недоуменно повел плечом. Забавно… Скоро утро, а я по-прежнему сижу здесь в компании с «Джонни Уокером», не замечая, как летит время.
Впрочем, для вампиров это обычное явление. Порой не отдаешь себе отчет в том, как проходят года. Да и что их вспоминать, если все сливается в череду дней, месяцев и лет, сплошной черной полосой всплывающей в сознании под одним единственным девизом: «выжить».
Целое столетие я пытался выжить, каждый день умирая все больше и больше. Да, теоретически меня убили еще в далеком 1864-ом, но тогда, полный шока от всего, что случилось, мой разум вряд ли в полной мере воспринимал это. Я продолжал по инерции ходить, дышать и даже вести себя так, словно ничего и не произошло, пока, раздираемый внутренними муками, не уехал из отчего дома, оставив Стефана на попечение Лекси и со всей неотвратимостью осознав, что прошлого не вернуть.
В тот день началось мое длинное путешествие к смерти.
Я боролся как мог. Боролся с собой, с врагами, с той тьмой, что неуклонно поглощала меня день за днем. Я пытался обхитрить смерть, играя против нее ее же оружием – убивая напропалую всех вокруг и умерщвляя в себе самом все человеческое. Я, воспитанный в традициях юга, осознанно превращал себя в совершенно другого человека: жесткого и бесчувственного, ибо прежнему мне не было места в том мире. Прежний Деймон Сальваторе, солдат армии Конфедератов, настоящий джентльмен и галантный кавалер, умер, пытаясь спасти свою любовь. А то, что от него осталось, стремительно регенерировало, обрастая панцирем совершенно не свойственных мне качеств и привычек. Тех самых, которые впоследствии стали моей второй натурой.
Я отпил еще глоток виски, остро ощущая во рту его резкий вкус: такой же ядовито-обжигающий, как и вся моя смертоносная жизнь. Сейчас, оглядываясь назад, я вполне отдавал себе отчет в том, в кого я себя превратил, и что со мной все это время происходило. Беспощадный и неуправляемый, как мор или чума, я шел через годы, одержимый одной-единственной мыслью о потерянной для меня возлюбленной и не подозревал, что та, которой я был столь беззаветно предан, была, на самом деле, лишь прекрасной оболочкой, неспособной на ответные чувства.
Какая ирония! Женщины, которых я любил, всегда выбирали Стефана. Сначала Кэтрин, а затем и Елена.
Елена… Одно ее имя уже вызывает нежность в моей ожесточенной душе. Она научила меня тому, что, даже умерев однажды, можно продолжать жить. Не существовать, зверствуя, а по-настоящему жить. Ради взгляда ее шоколадных глаз, ямочек на щеках, когда она улыбается, ради того, чтобы проснувшись утром и взглянув в окно, вспомнить – в мире есть Она! Эта милая девочка, так похожая на мою первую любовь, но гораздо более чистая, искренняя и настоящая.
Кэтрин была фальшивой насквозь. Она лгала всегда и во всем, притворяясь, когда ей это требовалось, безжалостно играя чужими жизнями. Елена была готова пожертвовать собой ради друзей и близких. Какая потрясающая драма! Больше столетия будучи влюбленным в редкостную стерву, за очень короткий срок я вдруг переосмыслил все, что творилось в моей душе.
С этого началось мое воскрешение.
Прежний Деймон, жестокий и ироничный, стал постепенно отступать, отмирая по частям и возвращая мне мое прежнее «я». Но вместе с этим вдруг появился отчаянный страх быть отвергнутым. Страх, что кто-то догадается, как сильно я хочу быть любимым, как больно мне бывает оттого, что я возвращаю свою человечность, как легко может ранить меня обидное слово из уст той, ради которой я был готов на все.
Я продолжал носить прежнюю маску – маску циничного, беспринципного, безжалостного негодяя. И даже совершая добрые поступки, старался сделать все, чтоб никто не мог проникнуть в глубину моих мыслей. Я сорвался лишь однажды, признавшись Елене в любви, но тут же стер из ее памяти это воспоминание и больше никогда не позволял себе даже минутной слабости. Елена и так знала, что я люблю ее. Не могла не чувствовать этого. Но, создавая видимость просто дружеских отношений, мы оба словно заключали себя в какие-то особые рамки, за пределы которых по негласному соглашению не выходили никогда.
Ради ее спокойствия я не собирался делать этого и впредь. Даже теперь, когда жить нам всем оставалось меньше суток.

***
Утро позолотило верхушки деревьев перед моим окном.
Бутылка опустела, но я не был пьян. И, хотя я так и не смог уснуть этой ночью, сил во мне было предостаточно. Контрастный душ, зубная щетка, бритва «Браун», несколько движений расческой по растрепанным волосам. Свежая рубашка, немного одеколона.
Мои приготовления прервал стук в дверь. Это был не Стефан, тот не стал бы утруждать себя проявлениями вежливости. Значит...?
Я подошел и открыл.
Елена. Взволнованная, с лихорадочным румянцем и слегка размазанной над левым глазом тушью. Видимо, накладывала макияж второпях и не заметила этого в спешке.
Лицо к лицу, глаза в глаза. Мое отражение в ее зрачках.
- Деймон, я зашла сказать, что через полчаса мы собираемся внизу!
Она стояла передо мной, трепещущая от сознания, что это, возможно, последний день ее жизни, такая милая, живая, такая желанная, что я не удержался и, придерживая ее запястья, чтоб не получить очередную оплеуху, слегка наклонил голову и поцеловал ее.
Жестко, насильно раздвигая своим языком ее губы и вторгаясь в запретную зону со вкусом малинового джема, который она ела на завтрак. Впитывая в себя удивительную смесь невинности и искушенности, которая всегда так отчетливо была видна мне в этой совсем еще юной девочке.
Елена дернулась, вырвала руки и, упираясь теплыми ладошками в мою твердую грудь, попыталась отстраниться, отвернуть лицо, хоть как-то избавиться от такого грубого монстра, как я.
Я всегда был для нее монстром. Не мой брат, со звериной жестокостью уничтоживший всю семью ее далеких предков, перегрызая горло невинным жертвам, а я, готовый отдать за нее жизнь, закрывающий ее собой от взбалмошной ассистентки Изабель, дерущийся ради нее с Элайджей, осознано идущий на схватку с Клаусом, зная, что шансов против него у меня нет. Но Елена никогда не оценит этого. Все лавры достанутся Стефану с его праведной моралью и красивым мрачным лицом. Что ж, это ее выбор.
Я оторвался от сладких губ, стремительно отступая на шаг и с болью в сердце наблюдая, с какой брезгливостью она вытирает их тыльной стороной ладони.
Не удержался, сглотнул от нахлынувших чувств и, чтобы не выдать свое состояние, иронично спросил:
- Что, так противно?
- Ты чудовище, Деймон! – выплюнула Елена. – Как ты можешь? Даже в такой момент…
- В какой момент? – я приподнял бровь, возвращаясь к маске обаятельного мерзавца, привычной и удобной, словно любимая старая одежда, полностью характеризующая своего владельца. – Через пару часов все мы можем умереть. Стефану досталась страстная ночь любви, а я прошу лишь крохотный невинный поцелуй. Практически братский. Разве это много?
Елена вспыхнула, как и всегда, когда ее задевали мои слова. Мне так нравился гневный румянец, украшающий миловидное личико, и скоротечная ярость в сверкающих шоколадных глазах, что порой я специально дразнил ее, чтобы полюбоваться более эмоциональной стороной ее натуры. Злясь на меня, она становилась более яркой, естественной и темпераментной, чем та Елена, с которой встречался мой скучный и с некоторых пор высоконравственный брат.
- Ты невыносим! – бросило мое сокровище.
Я снова придвинулся ближе, прижимая девушку к дверному косяку и опаляя своим дыханием. Я чувствовал каждый изгиб ее стройного девичьего тела: грудь взволнованно вздымалась, бедра напряглись, шея чуть откинулась назад. Это было похоже на секс, только наоборот. Со Стефаном она занималась любовью, со мной занималась ненавистью. Что ж, спасибо на этом. Горячие эмоции всегда предпочтительней холодного безразличия.
- Действительно?
Я насмешливо улыбнулся, дразня ее глазами. Как же я хотел ее в этот момент, свою пылкую, горячую девочку, похожую на гордую лань. Поправочка: не свою. Она никогда не была моей, но от этого не становилась менее желанной.
- Деймон!!!
- Что? – мне всегда удавалось состроить невинную рожицу, когда я этого хотел.
- Прекрати сейчас же меня прижимать!
- А я прижимаю?
Елена обратила на меня огонь своих глаз. В них плескалось целое море негодования.
- Ты ничего не добьешься. Никаких поцелуев, вообще ничего. Я люблю Стефана, понятно тебе? И что бы ты не сделал, как бы не поступил, ничего не изменится!
О, да! Она тоже умела быть жестокой и бить по самому больному. Если б ее удары оставляли следы, моя душа давно бы покрылась синяками, а сердце кровоточило бы, не переставая. Но я научился привыкать к ее показной жестокости. Возможно, это наша последняя пикировка, так что следовало насладиться моментом. И я нацепил на лицо самую едкую ухмылку из своей коллекции.
- Да-да, дорогая моя, я знаю. Я чудовище и монстр, а мой брат Святой Стефаний. Но признай, что целуюсь я лучше. И кстати, у тебя макияж поплыл, - и я нежно, с превеликой бережностью, вытер размазанную крошку туши у нее под бровью.
Она снова вспыхнула, подарив мне крохотную надежду на то, что слова о поцелуе оказались правдой, и изо всей силы оттолкнула меня от себя. Маленький отважный котенок против бенгальского тигра. Я даже не почувствовал ее усилия. Но, уважая ее волю, отступил в сторону.
- Я тебя ненавижу, - процедила она сквозь зубы.
- Осторожно, - предупредил я. – Такими признаниями не бросаются понапрасну. Это может иметь последствия.
Она слегка нахмурилась и недоверчиво покачала головой, не совсем понимая, что я имел в виду. Видимо, я неплохо преуспел в изображении хладнокровного мерзавца. Может быть, стоило пойти на сцену? Сэкономил бы на курсах актерского мастерства… А что?
- Через полчаса, Деймон. Мы ждем тебя внизу.
В ее голосе звучало беспокойство. Словно осознав, что перешла какую-то черту, Елена пыталась удержать солдата своей маленькой армии.
Успокойся, моя девочка, я не собираюсь дезертировать. Я от тебя никуда не денусь.

***
Вначале все шло по плану. Хитроумная Беннет, как бы я к ней не относился, была далеко не дурой, и в том, что касалось военной стратегии, не уступала великим полководцам. Элайджа полностью контролировал ситуацию. И если бы Стефан проявил хоть немного выдержки, когда Елена договаривалась с Клаусом, все могло бы обойтись без жертв. Но этот идиот психанул и высунулся именно тогда, когда мы были практически у цели.
Заподозрив подвох, Клаус моментально насторожился и показал, на что способен Древнейший из вампиров.
Не знаю, как ухитрилась выжить ведьма. Кажется, поставила вокруг себя защитный кокон. Елена сжалась в комочек, беззащитно хлопая глазами, а Стефан с отчаянием бросился закрывать ее своими широкими плечами. Наивный глупец! Даже в теле Аларика Клаус многократно превосходил моего брата по силе и скорости: над ним поработали очень хорошие колдуны. И все старания братишки прошли впустую – невозможно, не имея дельного плана и не будучи волшебником, совершить чудо.
У меня оставался один-единственный шанс, и я собирался им воспользоваться. Потому что иначе – верная смерть, мучительная и долгая, для всех нас. Кажется, Элайджа понял мои намерения, хотя мы с ним ни разу не обсуждали такую возможность. Но именно его содействие, когда он отвлек Клауса в решающий момент, позволило мне подобраться к Древнему.
Так странно было видеть ледяную пустоту в глазах Рика. Это тело, используемое вампиром, все еще двигалось и жило, и я очень надеялся, что мужественный учитель истории, вернувшись из небытия, сумеет все же уцелеть в этой переделке. Бонни уверяла, что для того, чтобы дух Клауса вылетел из Аларика, будет достаточно даже щепотки ее чудо-порошка. К сожалению, она ошиблась. Я увидел это в глазах Клауса, остекленевших всего на секунду, но тут же сверкнувших яростным безумием. Его колдуны были сильнее Бонни.
- Ты облажался, мальчишка! – прошипел мне Древнейший, приблизив свое лицо к моему. – Чтоб уничтожить меня по-настоящему, тебе придется убить это тело! А ты не стал бы делать этого, даже если б смог. Во мне все еще живет твой друг, а в тебе слишком много благородства.
В этот момент мне захотелось рассмеяться. Слышала бы Елена, как этот тип обвиняет меня в благородстве! Меня, самого отъявленного по ее мнению негодяя, неспособного на элементарную порядочность. Но Древний сказал и еще кое-что. Нечто очень и очень важное, способное преломить исход схватки. Его колдуны для усиления эффекта перестраховались, переместив в Аларика всю суть древнего вампира. И теперь, если мы уничтожим вместилище, то вместе с ним погибнет и Клаус!
Я снова вгляделся в знакомые черты. Прости, Рик. Но если ты и впрямь там и сознаешь все, что творится сейчас, ты и сам не смог бы жить полноценной жизнью, помня, как много злодеяний совершил, будучи не в силах контролировать поселившееся в тебе зло. Я знаю, каково это – долгими ночами как наяву слышать крики всех своих жертв. И тебе не придется годами терзаться раскаянием - я избавлю тебя от этой участи.
Одним неуловимым движением я вскинул руки к его шее, ломая позвонки. Едва слышный хруст показал мне, что я угадал. Но и мое тело тут же пронзила невиданная, невыносимая по своей пронзительности боль. Я дрогнул, непонимающе оглянулся, увидел расширившиеся от изумления глаза Элайджи буквально в шаге от себя и почувствовал, как руки вампира поддерживают меня за плечи, не давая упасть.
- Черт! – с присвистом выдыхая, с трудом выговорил я. – Что это было?
Застывшее тело Рика лежало у моих ног без малейшего движения. Чуть вдалеке шевелилась, поднимаясь с коленей Бонни, Стефан несся к Елене, раскрывая ей объятья. Все было кончено.
- Он всадил в тебя щепку, - глядя мне в глаза с бесконечным сожалением, тихо сказал Элайджа. – Клаус всегда был мастером по части пыток.
- Щепку? – не понял я, ощупывая грудь и тут же едва не сгибаясь пополам от острой боли, которую вызывало малейшее движение.
- Да, - вампир, отпуская меня, чуть заметно вздохнул. – Это его коронный номер. Осиновая щепка, касающаяся сердца. Ты будешь умирать несколько дней, мучительно и страшно. А потом одно из двух. Либо кровь вытолкнет ее, либо загонит в сердце. Постарайся не делать резких движений, шансы есть.
- Каковы? – мой голос звучал очень хрипло, но совершенно ровно. – Как часто он проделывал подобные фокусы?
Элайджа пожал плечами.
- Мы давно не виделись, но раньше… Шансы невелики. Девять из десяти его жертв в итоге погибали, практически все время агонизируя и умоляя их убить. Но Клаус был садистом, он дожидался, пока они умрут сами. Неприятное зрелище.
- Я постараюсь выжить, - сказал я с уверенностью, которой вовсе не чувствовал, и неожиданно пошатнулся. Ноги предательски подкосились. Кривая усмешка наползла на лицо: – Только если вдруг дьявол захочет ускорить наше свидание в аду, у меня будет к тебе одна просьба – позаботься о Елене.
Элайджа понимающе кивнул. Это было самое меньшее, что он мог сделать для меня за то, что я избавил его от соперника по власти. Теперь именно он стал сильнейшим вампиром на планете, и в его силах было защитить Елену. Мы оба знали, что Стефан это сделать не в состоянии, а опека была ей необходима: Елена все еще оставалось единственным живым двойником, и желающих снять проклятье существовало не мало.
- Мы спасены! Спасены! – Кэролайн, все это время мудро державшаяся в стороне, радостно хлопала в ладоши.
Стефан отечески обнимал всхлипывающую от переизбытка переживаний Елену, Бонни зачем-то отряхивала свою безнадежно испорченную, порванную сзади юбку.
- Симпатичная у тебя попка, Беннет! – громко заметил я, разглядывая видневшиеся через прореху черные кружевные трусики. – Ты на машине? Подкинешь меня до дома?
Бонни быстро обернулась, в смущении сдвигая юбку на бок, а Кэролайн умоляюще сложила ладони:
- И меня. А то мне жутко находиться рядом с этим… - и она кивнула на безжизненное тело Рика.
- Захватите с собой и Елену, а мы со Стефаном здесь приберем, – властно скомандовал Элайджа.
- Нет, я останусь с вами, - вцепляясь в руку моего братишки, запротестовала Елена, с вызовом глядя на вампира.
Элайджа бросил на меня быстрый взгляд, и я утвердительно ему кивнул. Поддерживать сейчас непринужденный разговор с Еленой было выше моих сил.
- Хорошо, - согласился Древний. – Елена останется с нами.

***
Эта стерва затормозила так, что нас с Кэролайн бросило вперед. От очередной вспышки боли я закусил губу, почувствовав во рту соленый привкус крови, и тихо выдохнул, разжимая кулаки.
- Прибыли на место, - недружелюбно прокомментировала Бонни. – Выметайся, Деймон. У меня нет никакого желания терпеть твое присутствие дольше, чем это необходимо.
- Взаимно, ведьмочка, - процедил я сквозь зубы и, поймав расстроенную гримасу на лице Кэролайн, шутливо ей подмигнул.
Наша Барби по инерции заулыбалась, а я с некоторым трудом выбрался из машины, обошел ее и на секунду задумался. Не факт, что я самостоятельно сумею вытащить эту чертову занозу, в то время как ведьма, с ее умением и возможностями, могла бы мне в этом помочь. Вот только захочет ли?
Превозмогая физическую боль и временно позабыв о гордости, я повернулся к Бонни:
- Беннет, не окажешь услугу?
Она надменно вздернула свой маленький острый подбородок:
- С чего бы это? Елена спасена, наше перемирие закончилось.
Вот черная кошка! Следовало бы догадаться, что она не пойдет мне навстречу. Еще пару секунд я вглядывался в непроницаемую завесу ее глаз, пытаясь разгадать, за что же она так меня ненавидит, а потом, бросив бесполезное занятие, раздвинул губы в фальшивой улыбке:
- Успокойся. Это была проверка на вшивость, и ты ее не прошла. На самом деле мне от тебя ничего не нужно.
Она растерялась на миг, доставив мне этим ни с чем не сравнимое удовольствие, но наслаждаться маленькой победой у меня не было сил – все тело горело, словно в огне. Ехидно фыркнув и демонстративно повернувшись к девушке спиной, я направился к дому, делано насвистывая и думая лишь о том, как бы не упасть, скорчившись от боли.
Никто не должен увидеть, как мне хреново. Ни одна живая душа!
Мои слабости останутся при мне до самого конца.
- Деймон!
Я обернулся. На меня смотрели встревоженные глаза Кэролайн.
- Тебе точно не нужна помощь? Я могу остаться с тобой, если что.
Милая, благодетельная Кэролайн! Даже смерть не отбила у тебя желание заниматься благотворительностью! Эта блондинка готова была оказывать помощь кому угодно, будь то невинный брошенный котенок со сломанной лапкой или злобный вампир с разбитым сердцем. Тот самый, который пил ее кровь и использовал ее в своих целях.
Я отрицательно покачал головой. Будучи ведьмой, Бонни еще могла бы облегчить мои страдания, но чем поможет Кэролайн? Вскроет мне грудную клетку кухонным ножом, чтобы оценить масштабы бедствия? Так с этим я и сам справлюсь.
- Спасибо, Кэр, не нужно. Я просто надеялся, что Беннет сделает мне коктейль для разрядки, но коли она не желает поработать барменом… - не закончив, я двусмысленно приподнял брови, вызвав вполне ожидаемую реакцию.
Бонни свирепо сжала губы и нажала на газ, не задерживаясь больше у особняка. Мои предположения оправдались, что неудивительно: я всегда ее безмерно раздражал.
Маленькая красная машинка стала быстро удаляться по дороге, а я, подавив мучительный стон, заковылял по подъездной аллее к дому. Небольшое пятно крови было совсем незаметно на черной рубашке, но внутри меня пылал огонь. Каждый шаг давался с огромным трудом – видно осиновая щепка засела слишком глубоко, царапая сердце при малейшем движении. Черт! Проклятая ведьма могла бы подвезти меня и поближе к дому!
Добравшись до тяжелой дубовой двери, я рухнул через порог и замер на полу, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Пять минут. Я позволю себе пять минут передышки, прежде чем доползу до кухни и, вооружившись ножом, попытаюсь исправить положение.

***
Через несколько часов я начал вспоминать Роуз. Наверное, умирая, она испытывала те же муки. Боль не проходила ни на секунду, как будто я горел в аду. Хотелось выть зверем, кататься по полу, рвать чью-то плоть и, вгрызаясь зубами, бесконечно пить теплую, живительную кровь. Но даже кровь не приносила облегчения.
От безнадежности ситуации, не думая об анестезии, я разрезал себе грудь перед зеркалом, пытаясь разглядеть хоть что-то, но убедился лишь в том, что здесь требуется как минимум вмешательство хирурга. Алкоголь, который я поначалу заливал в себя в больших количествах, ничуть не облегчал мучений, сознание оставалось удивительно ясным и становилось только горче от грустных мыслей.
Сегодня я спас Елену, а она мне даже не улыбнулась. И от воспоминаний о ее рыданиях в объятьях Стефана мне хотелось кричать. В тот раз, когда я пришпилил к двери Элайджу, братишка хоть как-то себя проявил. Сегодня он все чуть было не испортил, но в ее глазах по-прежнему оставался героем. Он, а не я. Я все еще числился в списке изгоев под номером один.
Внизу стукнула дверь, и послышались оживленные голоса. Первый шок прошел, и теперь Стефан с Леной радовались нашей победе. Интересно, сказал им Элайджа о том, что видел? Не думаю. Он вел себя как настоящий мужчина все это время и не стал бы опускаться до сплетен.
Скривившись от боли, я поднялся со своего удобного места и, чувствуя себя древним стариком, разваливающимся на ходу, направился вниз, еще раз поздравить счастливую парочку с «чудесным избавлением». С огромным трудом спускаясь по лестнице, я слышал радостный смех Елены, лишенный тех горьких ноток, которые проскальзывали в нем в последние дни. Интересно, Стефан замечал это? Обычно в том, что касается таких мелочей, мой брат был на редкость слеп. Но сейчас, когда все тревоги для Елены остались позади, и она могла искренне веселиться, именно ему предстояло продлить ее состояние эйфории как можно дольше. И я вовсе не собирался этому мешать. Как там пел бессмертный Фредди? Шоу должно продолжаться?
Медленно спускаясь по лестнице вниз, я слышал мельчайшие детали их праздника: звук легкого поцелуя, звон бокалов, хлопок от пробки шампанского. Им было так хорошо вдвоем, что я даже пожалел, что решил нарушить их уединение. Но возвращаться было поздно – не та у меня была сейчас реакция, чтобы скрыть свое появление.
- О, Деймон, оказывается, дома! – краем глаза заметив меня, воскликнула Елена.
Стеф взглянул поверх своего бокала. Нахмурился, потом вздохнул, изобразил лик всепрощающего святого и приблизился на расстояние вытянутой руки:
- Ты чего такой зеленый? Выглядишь натуральной развалиной. Снова пьешь своего «Джонни Уокера»? На радостях надо пить не виски, а шампанское!
Дружески отсалютовав мне бокалом, он приветственно толкнул меня сжатой в кулак рукой в грудь, чуть пониже плеча. Левого плеча. Прямо над сердцем.
Не сильно, но и этого хватило – мой брат был настоящим вампиром.
Сидящая глубоко в груди осиновая щепка сдвинулась буквально на пару миллиметров, разрывая сердечную мышцу. Это был конец.
Я дернулся от очередного всплеска острой, невыносимой боли и, выгнувшись дугой от прошедшей по телу судороги, рухнул на ковер. По груди стало расплываться алое пятно, пачкая светлую рубашку. Снова! Вторая рубашка за день!
- Боже, у него кровь! – ахнула Елена, глядя на меня испуганными глазами, и вдруг бросилась к Стефану, яростно толкая его своими маленькими кулачками: - Что ты натворил? Что ты с ним сделал?! Зачем?
Братишка был похож на китайского болванчика, но я его и не виню. Он смотрел на меня, совершенно опешив, не понимая, что случилось, однако по его глазам я догадался, что происходит что-то непоправимое. Почувствовал странное ощущение где-то в ногах, попытался поднять руку – и не смог. Нижнюю половину тела как будто парализовало.
- Деймон, Деймон! – оставив, наконец, Стефана в покое, Елена бросилась передо мной на колени.
В ее глазах были слезы и еще что-то такое, отчего мне вдруг невыносимо захотелось жить. Это было не просто сожаление по уходящему другу, а нечто гораздо большее. То запретное и тайное, что она держала все это время в себе, не позволяя никому заглянуть внутрь ее сердца.
- Елена… - мне было трудно говорить.
- Нет! Деймон, умоляю, не умирай! Только не ты, только не сейчас, Прошу тебя!
Давясь рыданиями, она схватила мою руку, уже совсем мертвую, потемневшую и словно мумифицировавшуюся. Я не чувствовал этой руки, хотя мог видеть, как Елена подносит ее к губам, пытаясь отогреть своим теплым дыханием, и как на мою омертвевшую кожу капают ее слезы.
- Деймон, только не ты, пожалуйста… Я же лю…
- Не надо! – я сглотнул, с огромным трудом пытаясь сохранить самообладание. – Молчи. Я все чувствую, Елена. И мне больно.
- Деймон!
Она положила мою ладонь себе на грудь, не зная, что я уже не могу ощущать биение ее сердца. Но было достаточно того, что я увидел это. И умирать неожиданно стало очень легко.
Где-то высоко в небе запели птицы и, прежде чем я закрыл глаза, погрузившись во тьму, я навсегда запечатлел в сознании ее лицо. Лицо женщины, которая по-настоящему любит!