Мы ценим жизнь в какой-то степени из-за того, что она может кончиться в любой момент. Когда ты живешь вечно, вкус жизни становится совсем пресным, все, что вызывало раньше радость, надоедает. И если большинство боится умереть, то для меня смерть - загадочное и интригующее приключение, которого никогда не испытать. Я выбрала жизнь – старшую сестру, в то время как младшая останется навеки недосягаемым соблазном.
Смерть так часто протягивала мне свои руки – не костлявые и страшные, а ласковые, мягкие, обещающие покой. Но меня окружали родные и близкие, и она уводила их.
А потом я сдалась, попыталась ухватить ее за руку и крикнула: «Забирай!»
Но она опять ускользнула, я открыла глаза и поняла, что мы разошлись навсегда.
Когда я была человеком, мир часто казался таким безобразным… И только став вампиром, я увидела всю красоту и волшебство жизни, которая оставила мне себя, но в то же время от меня отказалась, словно бы говоря: «Стой в сторонке, наблюдай, но не более».
Снова утро… Миллионное утро моего проклятого существования. Я не считаю дни, месяцы и годы. Они сливаются в одну бесконечную цепочку под названием «вечность». Подхожу к окну, распахиваю белоснежные шторы и позволяю солнечным лучам хлынуть в лицо. Мечтаю, чтобы было тепло, чтобы резало глаза, но солнце меня больше не любит. Оно хочет меня уничтожить, превратить в кучку пепла и позволить ветру развеять её над морем, у которого я теперь живу.
Я бреду по песчаному пляжу и захожу в море: вот мокрые ступни, вот вода до колен, и уже намок подол ночной рубашки. Вода холодная, для человека ледяная, но не для меня. Я плыву, ныряю, переворачиваюсь, гребу на спине. Тоскливо вспоминаю, как это, когда вода иголками покалывает кожу, как это, когда ты тонешь, и она заполняет все внутри, забирает все силы, все мысли, все чувства.
Я возвращаюсь на берег, в наш небольшой домик на пляже, вхожу в спальню и наблюдаю, как ровно дышит во сне Стефан. Мне одиноко, и хочется его разбудить, но вдруг ему снится, будто он опять человек. Кроме того, я знаю, что рядом с ним одиночество не проходит. Глядя в его грустные зеленые глаза, я чувствую, как эта вечность становится еще длиннее, еще болезненнее, еще тяжелее давит на грудь, на сердце и на душу.
А когда я только обратилась, все казалось таким грандиозным! Таким ярким, таким ослепляющим и таким полным! Хотелось кричать во все горло от какой-то непонятной эйфории, текущей по венам вместе с чужой кровью. Столько предстояло увидеть, почувствовать, испытать…
И я с головой окунулась в эти новые ощущения, пугая всех удовольствием, которое получала от новой сущности, от возможностей, открывшихся передо мною.
А тем временем на висках моего брата появлялась седина, время разрисовывало его лицо паутинами морщин, любимые глаза тускнели, а сердце билось медленнее и медленнее…
Он умер на моих руках… Мой брат, мой младший брат!
Смерть смущённо улыбнулась мне, прошелестев листьями кладбищенских деревьев тихое «прости».
Слезы больше не спасали, и время не забирало боль, как было с родителями. Тогда она утихла, отступила, ведь время лечит… Но я бросила ему вызов своим бессмертием, и оно отказалось меня излечить.
Моя гордая Бонни умирала, улыбаясь. Она знала, что смерть не страшна, она ушла с ней рука об руку.
А я плакала, кричала, просила их отпустить меня, но неумолимые синие и зеленые глаза делали меня несчастной заложницей здесь, не позволяли уйти, вновь встретиться с теми, кто выглядывал меня годами, десятилетиями…
Они ждали, а я жила…
Жила и забывала, что значить «жить».
Забывала, как это бежать, чтобы с трудом потом отдышаться, как это есть печенье, чтобы избавиться от чувства голода. Забывала, как можно любить, чтобы бабочки порхали в животе, как можно целоваться, чтобы подкашивались колени, как можно смеяться так, чтобы смеялись все вокруг…
Забывала, как принимать решения, от которых зависит жизнь…
Жить без смерти то же, что играть в прятки, когда тебя никто не ищет.
Что дальше? А дальше то же, что и сейчас.
Буду надевать шерстяной свитер в тропическую жару, пить горячий кофе, согревая хоть ненадолго тело, не в силах хотя бы на полградуса согреть душу.
А раз в год бывают «дни рождения». Когда приезжают Кэролайн с Тайлером. И ты.
Мы, навеки проклятые, стараемся поддерживать связь.
- С днем рождения, Елена, - говоришь с улыбкой, не касающейся глаз, обнимаешь чуть дольше, чем следует, вдыхаешь запах моих волос, потом целуешь в щеку, и в это мгновение для меня действительно наступает день рождения, жизнь теряет свою черно-белость. Потом ты уезжаешь и никогда не зовешь с собой.
Еще у меня бывают срывы.
Я убиваю все живое, что попадается под руку, не столько из-за жажды, сколько из-за желания вновь увидеть смерть. Они плачут, молят о пощаде, боятся, паникуют, не понимая, что я делаю им подарок, который у меня когда-то отняли. Они все равно умрут, пусть не томятся в ожидании, пугаясь смерти с каждым годом все больше и больше.
А потом во мне просыпается Елена – девочка, умершая в машине Мэтта очень много лет назад. Она кричит от ненависти ко мне, бьется где-то внутри, и я извожу себя долгими днями без крови. Но кровь есть, она на моих руках, и ее не отмыть уже ничем.
- Это не твоя вина, - шепчет Деймон, касаясь моей щеки. Он приезжает, когда мне хуже всего, каким-то образом он всегда знает, когда я на грани того, чтобы выбросить волшебное кольцо и сдаться солнцу.
- Конечно. Я никогда ни в чем не виновата.
Я обнимаю его крепко-крепко, без слов говоря: «Хочу быть с тобой. Останься». И он понимает, прижимает к себе, а потом входит Стефан, и я резко отстраняюсь. Это всегда будет Стефан. А когда вампиры говорят «всегда», они не шутят.