Я слышу чьи-то голоса. Ангелы? Неужели я всё-таки мертва? Нет, это мама. Медленно открываю глаза, жмурясь от яркого солнца, светящего прямо в лицо. Разговоры стихают. До моих ушей доносится всхлип матери, которая, судя по всему, не на шутку перепугана. Она что-то говорит мне, но я не слушаю, а лишь пытаюсь восстановить события прошлого… вечера? Как долго я была без сознания?

Единственное, что приходит на ум – беспокойный взгляд голубых глаз и отчаянный крик, за которым следует взрыв, слишком громкий и разрушительный, чтобы выдержать его. А потом темнота. Как меня зовут?

Пытаюсь приподняться, чтобы попросить воды, но ужасная боль в области левого бока заставляет застонать и снова опустится на мягкую подушку. Где я?

Шепчу: «Воды». Слышу шарканье чьих-то ног, а затем скрип двери. Чувствую, как мне вытирают лоб влажным полотенцем. Буквально через минуту к губам подставляют стакан с водой. Делаю глоток и корчусь от боли в висках. Воспоминания приходят так внезапно, что я невольно сжимаю простыню.


– Мисс Гилберт, что вы здесь делаете? – донёсся до Елены голос доктора Зальцмана. – Вам нельзя здесь находиться, присоединитесь, пожалуйста, к незамужним дамам.

– Здесь моя помощь требуется гораздо больше, мистер Зальцман, – ответила девушка и, подобрав подол платья, поднесла воду одному из раненых солдат.

– Подумайте, что о вас скажут в обществе! Вы не должны видеть многое из этого, – почти шёпотом произнес доктор.

– Мне приятно, что вы так заботитесь обо мне, мистер Зальцман. Но посмотрите на них, – она обвела рукой помещение, заполненное людьми. Они кричали и стонали, просили воды, молились… В общем, делали всё то, что подобает каждому умирающему человеку. – Не думаю, что их заботит положение в обществе. Сражаясь за Юг, они обрекают себя на верную смерть. И если единственное, что я могу сделать, это принести немного воды, выслушать и утешить добрым словом… Что же, мне не сложно.

– Храни вас Бог, мисс Гилберт, – отозвался лежащий рядом молодой мужчина, которому совсем недавно ампутировали ногу. – Можно мне ещё воды?

– О, конечно! – Елена ободряюще улыбнулась солдату и поднесла к его губам кувшин с водой.

Аларик посмотрел на Ребекку Майклсон, очаровательную и богатую блондинку, которая брезгливо перебинтовывала руку пострадавшему. Затем снова перевёл взгляд на Елену, которая выслушивала лихорадочный бред одного из смертников. По её покрасневшим глазам можно было понять, что это всё даётся нелегко. «Такие девушки рождаются не каждый день», – подумал он про себя.

В помещение внесли нового пострадавшего. Выглядел он, мягко говоря, ужасно. Невооружённым глазом было видно, что мужчина висит на волоске от смерти. Зальцман вздохнул: солдат прибывало все больше, а морфия становилось только меньше.

– Мисс Гилберт, помогите новоприбывшему! – скомандовал доктор и отправился за своим чемоданчиком с инструментами. Елена послушно подошла к солдату.

Он выглядел подавленным. В его голубых глазах не было ничего, кроме грусти и безысходности. Кровь, залившая большую часть лица, придавала ему вид какого-то чудовища из сказок, а руки тряслись как осиновый лист. В тот день она впервые встретила Его.


– Деймон… – проснувшись, шепчу я, вспомнив Его имя. Кто он?

Уже неделю я лежу здесь, в своей комнате, в родном Мистик Фоллс. Помню, мама говорила, что война кончилась: Юг проиграл. Я совсем не переживаю, потому что на самом деле ждала этого. Окончания войны. В последние месяцы стало понятно, что нам не победить.

Доктор говорит, что в меня попал осколок стекла, разлетевшегося от взрыва бочки с порохом. Взрыв был настолько мощный, что я потеряла часть памяти. Но я вспоминаю. Меня зовут Елена Гилберт, я родилась двадцать второго июня тысяча восемьсот сорок шестого года в Мистик Фоллс. Но… Крохотный кусочек смеси песка и огня едва не лишил меня жизни, подобравшись слишком близко к сердцу. Однако уже поздно: оно давно разбито. Я не могу вспомнить все дни, проведённые с Ним, однако образ ухмыляющегося черноволосого мужчины надолго запечатлелся в моей памяти. Не могу смириться с мыслью, что его, возможно, не стало. Почему Он так дорог мне? И кто же Он, этот Деймон? Слышу приближающиеся шаги. Мама хочет, чтобы я снова попробовала встать.


Елена принялась аккуратно смывать кровь с лица мужчины. Закончив, она наткнулась на изучающий взгляд его глаз. Причём, смотрел он по-прежнему с болью.

– Меня зовут мисс Гилберт. Елена Гилберт, – представилась она, надеясь разрушить неловкое, по крайней мере, для неё, молчание.

– Вам не надоело видеть смерть других людей? – вдруг спросил солдат низким хриплым голосом.

– А вам? – склонив голову набок, ответила девушка.

– Я потерял много товарищей в боях, – начал он. – Конечно, мне жаль… Но думаю, им намного лучше, чем нам здесь.

– У вас есть шанс выжить, – парировала девушка с улыбкой, которая, впрочем, была наигранной: ей было сложно смотреть на этого человека без грусти. Он довольно привлекательный и, судя по всему, не глупый. Однако пессимистический настрой может сильно ему навредить. И, кроме всего, он действительно находился в ужасном состоянии. – А у них, к сожалению, уже нет. Вы остаётесь в выигрыше.

– Поверьте, лучше бы я погиб на поле боя, чем здесь. Умереть достойно – вот всё, чего мне хочется на данный момент, – произнес он и скорчился от боли.

Елена мигом намочила полотенце и провела им по лбу незнакомого ей мужчины. Аккуратно и нежно, стараясь не причинить ещё больше боли.

– Нельзя умереть достойно. Человек просто умирает, несмотря на обстоятельства. Достойно можно только жить.

– Зачем вам это? Я имею в виду… эти разговоры, поддержка и чересчур тщательный уход, – поинтересовался мужчина и повернул голову в сторону Ребекки, которая, в очередной раз выслушивая историю какого-то солдата, раздражённо стучала пальцами и закатывала глаза.

– Здесь нужны руки, – пожала плечами Гилберт. – И… о ласке и уходе. Думаете, что она здесь не необходима? О, вы ошибаетесь. Поверьте, я бы многое отдала, чтобы хоть как-то облегчить страдания защитников. О, сколько бы я отдала! Знаете, приятно осознавать, что я хоть как-то помогаю смелым мужчинам, вступившим в бой за нас, проливших кровь за наш Юг.

Солдат был поражён речью юной девушки. Со своим миловидным личиком, да в переднике и чепце она выглядела как ангел, безусловно. К нему вдруг пришло осознание, что он хочет узнать её поближе, хочет больше говорить с ней, раскрыть душу, поделиться болью… Просто в какой-то миг он понял, что она будет его верной подругой.

– Спасибо, – зачарованно произнес он и получил в ответ лёгкую улыбку. Лёгкую, но искреннюю. – Деймон Сальваторе.

– Простите?

– Меня зовут так. Деймон Сальваторе.

Маленькая ладошка Елены слегка сжала руку Деймона, словно он поделился с ней каким-то секретом, и этим жестом она показала свою благодарность.


Проходит месяц. Я снова могу ходить и бегать, вставать и садиться без чьей-либо помощи. На меня даже надели корсет и кринолин. Мелочь, а приятно.

Матушка не позволяет гулять, обосновывая это тем, что я не достаточно окрепла. Лишь изредка выпускает на крыльцо дома, подышать свежим воздухом. По правде говоря, мне этого явно мало, потому как прогулки всегда являлись неизменной частью моей жизни.

Узнаю много ошеломляющих новостей. Прежде всего, я интересуюсь, откуда родители берут деньги на одежду, продукты, лекарства и проживание. Оказывается, моя старшая сестра, Кэтрин, вышла замуж за богатого янки. Первое время я немного злилась, пока Кэтрин не познакомила меня с Элайджей Пирсом – деликатным и порядочным молодым человеком. По правде говоря, они с сестрой совершенно разные. Но я вижу, насколько сильно они любят друг друга. Право слово, никогда бы не подумала, что Кэтрин найдет постоянного спутника жизни. Но я рада её выбору.

Вспоминаю Деймона. Он кажется мне ненастоящим, словно я выдумала его в своих мыслях. Но теперь всё чётче вспоминаются моменты наших разговоров. Помню, как он рассказывал мне о семье, о даме сердца, которая растоптала его любовь, о том, как он на спине притащил полуживого брата в лагерь… Я помню тембр его голоса. Помню, как красиво он мне улыбался, когда я, смущённая чем-то, заливалась краской. В мысли приходят воспоминания тех двух месяцев, проведённых подле его койки. Вспоминаю, как он расхваливал мое умение не только слушать, но и слышать. По коже проходит волна мурашек, как только в голову врываются воспоминания того, как он брал меня за руку, благодаря за всё, что я для него сделала.


– …а потом я просто сказал, что это всё сделал мой брат, – закончил Деймон и рассмеялся.

– Ох, мистер Сальваторе, вы были самым, что ни на есть, настоящим чертёнком! – Елена засмеялась. – Удивительно, как ваш брат терпит вас! – наигранно поражённым голосом отозвалась она.

– Со мной поистине бывает сложно.

– Это не так. Все люди по-своему особенны, но для каждого сердца нужно найти ключик. Чтобы понять человека, нужно раскрыть ему свою душу.

Лицо Сальваторе вдруг стало серьёзным.

– Знаете, Елена, если я выживу, то непременно сделаю вас своей женой. Клянусь,– произнес он совершенно без веселья в голосе.

– О, тогда приготовьтесь: вам придется выполнить свое обещание, ведь вы идёте на поправку! – ответила Елена и улыбнулась. Деймон улыбнулся ей в ответ, но взгляд его был серьёзным и сосредоточенным.

– Я буду только рад этому, – он сжал её руку. – Два месяца, проведённые с вами, вселили надежду в мою душу. Такого не было… мм, пожалуй, никогда.

Елена вдруг смутилась и опустила голову. Она сильно привязалась к Деймону за это время и, стоит принять во внимание, с радостью приняла бы предложение мужчины, живя они в довоенное время. Сжав его руку в ответ, она встала и направилась к другим солдатам, подавая им воду, перебинтовывая их раны и выслушивая их истории. Сальваторе немного ревновал её к другим пациентам, хоть и понимал, что видят они в ней лишь сестру, но никак не женщину. Но, несмотря на это, он всё равно желал, чтобы мисс Гилберт уделяла им меньше внимания. Да, он был поистине жутким собственником.


Мне, наконец-то, разрешают выходить. Более того, я вспоминаю все больше и больше моментов из своей жизни: первую поездку на лошади, первую учительницу, моих дорогих друзей, доктора Аларика Зальцмана, последнее Рождество, проведённое с Деймоном… Не могу лишь вспомнить тот день, когда я потеряла Его. Не могу вспомнить, как оказалась у пороховой бочки. Не могу вспомнить, почему Деймон не лежал на койке, а стоял в нескольких метрах от меня…

Родители видят мою рассеянность и практически полное равнодушие, не свойственное мне раньше. Ощущаю себя овощем: никаких чувств и эмоций, только воспоминания и болеутоляющее. Предлагают поехать в Чикаго, к сестре. Соглашаюсь без особого энтузиазма, словно человек, обречённый на смерть.


– Как странно, что вы почти не бываете в поместье своей тетушки, а проводите здесь почти всё своё время, – заметил мистер Зальцман, когда Елена помогала ему делать обход.

– Думаю, от меня будет больше толку здесь, чем в поместье, с вышивкой в руках, – сказала Елена и улыбнулась.

– Может, на то есть ещё причины? Как насчёт молодого раненого сержанта? Он был при смерти, а теперь, гляди, скоро снова отправится на фронт.

Сердце Елены ёкнуло: Деймон снова отправится на фронт. А если он там погибнет? Это же война.

– Буду надеяться, что этого не случится раньше времени.

– Что в вашем понятии «раньше времени»? Вы чего-то ожидаете?

– Верно.

– И чего же?

– Конца войны.


Чикаго просто отвратителен. Кэтрин показывает мне много магазинов, ресторанов, театров… Но они все пусты для меня. Я вижу в каждом прохожем врага. Того, кто убил моего Деймона. Того, кто чуть не убил меня. Того, кто убил Юг. Если честно, не имею понятия, откуда во мне зарождается такая лютая ненависть. Меня заразил Сальваторе? Возможно. Меня изменила война? Вполне реально. Насколько бы не был очарователен этот город, он никогда мне не полюбится. Теперь все города, кроме, конечно, родного Мистик Фоллс, стали для меня чужими. Нет, и все же, откуда во мне такая ненависть? О, Бог, что же со мной стало?

Люди удивленно поворачивают головы в мою сторону. Южанка гуляет без наблюдения. А почему? Я убегаю от своей сиделки, словно двенадцатилетний ребенок. Не по мне это всё. Не по мне.

Восприятие мира меняется, когда я вижу до боли знакомый взгляд. Сердце колотится как сумасшедшее, руки и ноги трясутся, дыхание учащается, губы приоткрываются, словно приготовившись кричать… Я вижу его. Вот он, мой Деймон. Не побритый и слегка неопрятный, а глаза… О, Боже, его глаза… Смотрят так, словно он хищник, самая настоящая пума, о которой отец рассказывал в страшилках. Этот сумасшедший взгляд. Последней каплей становится моё имя, произнесенное им. Он так далеко, но я слышу его. Слышу и невольно ахаю.

Вспоминаю, как плакала в тот день. День, когда я чуть не распрощалась с жизнью. Его хотели забрать обратно на войну, а я стояла на коленях и молила Бога об обратном. Все произошло быстро. Янки ворвались в город, подожгли госпиталь… Помню, как вытягивала из огня раненых пациентов, помню, как замерла, увидев, что Деймон занят тем же. Помню его взгляд. Практически такой же, как и сейчас. Только намного злее, с большим отчаянием. А дальше – пустота.

Теперь, когда вся мозаика сложилась воедино, я бросаюсь к Деймону, к своему ошарашенному Деймону, который наблюдает за мной во все глаза. Обнимаю его за шею, словно не замечая шокированных взглядов прохожих. Чувствую, как его руки обнимают меня за плечи.

– Помнишь, я обещал жениться на тебе? – шепчет он мне на ухо, опаляя кожу своим дыханием. Я киваю, подавляя непрошеные слезы. – Если ты не согласишься, я выкраду тебя, даю слово.

Я смеюсь. Смеюсь так, как не смеялась полгода и сквозь слезы шепчу короткое "Да". Он обнимает меня крепче. Полгода без него. Как это?

Мы ещё долго стоим в обнимку, наслаждаясь присутствием друг друга, греясь в объятиях. Он стал моим кислородом, без которого я не вижу жизни. За короткий срок, пережив вместе его полусмерть, он стал для меня всем. И я не отпущу его. Никогда.