Кап-кап-кап.
Стучит дождь по крышам, стекает слезами по зеленым листьям старого дуба, разбивается об асфальт. Капли ударяются о стекло и тут же скатываются вниз, оставляя позади себя лишь прозрачные размытые дорожки.
Ненавижу такую погоду - однообразный шепот дождя вызывает лишь меланхолию и тоску. Больше люблю грозу: небо, искаженное узорами сверкающих молний, оглушительные раскаты запоздалого грома, леденящие душу завывания ветра. В такие моменты я сливаюсь с пугающей чернотой разбушевавшейся стихии, становлюсь частью настоящей Тьмы.
Прислоняюсь лбом к прохладному запотевшему окну, пытаясь восстановить дыхание и умерить бешеные скачки пульса.
Тук-тук-тук.
У вампиров нет сердца? Глупые предрассудки! Есть! Да еще какое!
В минуты азарта его стук можно услышать за сотню метров, а когда я счастлив, по-настоящему счастлив, оно поет. А если больно, спросите вы? Тогда в груди все разрывается на мелкие кусочки, ритм замедляется, и я задыхаюсь, горя заживо. Смешно! Я никогда не был поэтом. Вампир, не чувствующий боли других людей. Жестокий убийца. Монстр, который хочет любви. Последнее - до безумия - романтично и глупо, но от этого не менее реально.
Терпеть не могу одиночества. Все ощущается острее: боль, ненависть, любовь. И напускная маска равнодушия, крепко держащаяся в течение дня, мгновенное слетает, обнажая истинное лицо. Что скрывать? Иногда просто боюсь таких минут, а точнее того, что подобные мгновения могут со мной сотворить.
Да, сложно признаться даже себе, что циник давно забился в угол, не желая больше язвить, бросать остротами и отмечать всю убогость нынешнего состояния. Хотя нет, что-то все же остается неизменным - горбатого могила исправит - я все так же хлещу виски, который, кажется, течет по венам вместо крови. Это успокаивает и даже создает иллюзию того, что все хорошо, как раньше.

С тихим вздохом отхожу от окна, иду к черному роялю, провожу ладонью по запыленной поверхности. Сажусь, поднимаю крышку, и пальцы сами собой перебирают черно-белые клавиши инструмента.

Не пойму, с какого момента перестал играть в злобного вампира, пытающегося закрыться от мира? Когда впервые увидел ее, такую одинокую, потерянную на пустынной дороге, ведущей в никуда? Когда сказал, что люблю, и увидел испуганный и - черт возьми, как же я ненавижу это! - сочувствующий взгляд? Когда сорвал с губ первый запретный поцелуй? Или когда услышал ответное: «Люблю»? Мой мир взорвался на миллион осколков, а сам стал похож на счастливого идиота? Я запутался, заблудился. Границы времени стерлись, исчезли, и все потеряло всякое значение.

Сердце стучит как бешеное, пока вспоминаю минуты блаженства, граничащие с безумием, истинным сумасшествием.
Мое счастье - путь длиною в вечность. Кажется, чтобы окончательно сказать, что Елена принадлежит мне, потребуется несколько столетий. Подчинять ее своим желаниям, ощущать, что она нетерпеливо ерзает, чувствуя потребность только во мне, дарить поцелуи и слышать тихий шепот - мгновения неконтролируемой радости для меня. Но главное – наслаждаться стуком ее сердца, медленным, размеренным или почти сумасшедшим, неустанным.

Но сейчас остается лишь касаться пальцами черных и белых клавиш рояля, слушая ненавязчивые, но приятные звуки.

Способ вампира утихомирить боль - причинить страдание другому. В конце концов, плевать на чувства и эмоции других - мир слишком жесток и несправедлив, почему бы не привнести еще каплю зла? Я не мой брат, стремящийся сделать Вселенную лучше. В конечном итоге, Стефан все равно убивает людей; правда, позже он испытывает чувство стыда и вины. Но есть ли смысл прятаться, когда рано или поздно истинные желания дадут о себе знать, а маска слетит? Впрочем, мне ли это говорить - я всю свою вечность прячусь под разными масками.

Сейчас все изменилось. Не могу ничего поделать - чувствую, что становлюсь милым домашним вампиром, потягивающим кровь из стаканов и отдающим деньги в благотворительный фонд Мистик Фоллс. Меня изменила она и звук ее сердца...


Я ожидал подобного завершения истории - в конце концов, это Елена. Маленькая девочка, всегда добивающаяся правды, чьи слезы исцеляют самую гнилую душу, а голос способен подарить ощущение невесомости. Сейчас, вспоминая мгновения, проведенные с ней, хочется немедленно, в эту же самую секунду вгрызться зубами в чье-то горло, разрывая его, чтобы не чувствовать обжигающей губительной пустоты.

Едва осознав, что именно я - причина тяги к убийствам, Елена влепила звонкую пощечину, резко развернулась и сбежала. Щека после удара не болела, а вот душа ныла.
А чего я собственно ожидал? Слов благодарности за избавление от всепоглощающего чувства боли? Поцелуев и объятий? Страстного секса? Иногда забываю, что Елена уникальна. Она не предсказуемая интриганка Кэтрин или сотни безымянных пустоголовых девиц, побывавших в моей постели

Последние аккорды, нервный плач музыки – и дом погружается в тишину. Медленно закрываю крышку рояля – от этого движения плещется виски в бокале – и подхожу к окну.

Не вижу, но чувствую. Легкий аромат духов - невероятное сочетание жасмина и дикой розы. Едва слышный шорох, скрип старых половиц. И стук сердца, быстрый-быстрый, почти сумасшедший.
Тихий вздох. Елена пытается бороться с катящимися без остановки горько-солеными слезами и сжимает кулаки так сильно, что ногти впиваются в нежную кожу.
Ее боль передается мне. И дело вовсе не в кровной связи, лежащей тяжелым грузом, а в банальной любви. Хочется обнять, поцеловать и просить прощения за все. За то, что не спас тогда, на мосту Виккери, за эгоистичность, черт, да даже за любовь, которая заставляет делать постоянный выбор!
Но я просто стою, смотрю в окно и чувствую - сердце вот-вот разорвется.

А потом случается неожиданное: Елена осторожно подходит, робко обнимает, прижимаясь грудью к спине. Лишь прислушавшись, различаю невнятный шепот:
- Я так хотела ненавидеть тебя, Деймон, но, знаешь, не могу...

И я бы верил, что связь, про которую нам твердят, которую проклинаю, существует. Но ее слова такие искренние, что не хочется думать ни о чем.

Мы так и стоим, прижавшись друг к другу и слушая песню сердца. Она - моего, а я - ее. А остальное, неважно! Действительно, неважно…