Порывы ледяного ветра врывались в комнату, яростно играя с растрепанными листками бумаг. По спине бежала толпа мелких мурашек, но подняться с места и закрыть чертово окно я не могла. Глупо, но даже на это не оставалось сил. Пожалуй, немного отдает пафосом и чрезмерной жалостью к самой себе. В какой-то степени я не могла отрицать данный вывод – эта самая жалость присутствовала. Я никогда не была в полной мере сильной, ровным счетом никогда. Стыдно ли осознавать это? Да, наверное. И сравнивать с другими людьми тоже стыдно.
Я уронила голову на руки. Почему так холодно? Было ощущение, будто даже кровь замерзла в жилах, а сердце превратилось в ледяную глыбу с острыми краями. По сравнению с этим ощущением мурашки на спине и на руках – ничто. По сути дела.
Кофе в изящной чашке давным-давно был холодный. Тоже. Уж не знаю, зачем я, никогда не любившая этот напиток, около часа назад лихорадочно варила его. Может, наивно полагала, что если чай не согревает меня, то кофе точно справится с этой задачей. Пожалуй, именно так я и думала. Жаль, что чашка остыла, а я так и не притронулась к ее содержимому.
Небольшой конверт такого белоснежного цвета, что это слепило глаза, вспорхнул с гладкой столешницы стола, повинуясь жестокой игре ветра. Я поборола желание вцепиться в ускользающую бумагу. На ней всего лишь слова, – они все равно навечно вытесаны в моем сознании. Что толку хранить какой-то листок?
Противная трель телефонного звонка разрезала ватную тишину комнаты, словно резкий взмах острого ножа. Я не хотела брать чертову трубку и слушать чертов голос, – в том, что звонил именно он, я вовсе не сомневалась. Однако была должна. Кто выдумал это чувство долга? Иногда оно довольно портит жизнь.
– Да. – Мой голос прозвучал до жути хрипло.
– Заболела? – От напускной приторности интонации меня затошнило.
– Нет. – Односложные ответы стали моим каноном?
– У нас сегодня гости, дорогая. – «Дорогая» вновь вызвало волну тошноты. – Подготовься к их визиту, пожалуйста.
– Хорошо.
– Скоро буду дома, милая. Соскучился по тебе.
Да, конечно. Лицемерие было одной из самых сильно развитых его сторон.
В трубке послышались гудки. Жаль, а я вновь хотела сказать какую-нибудь мерзость. Чертовски предусмотрительно отключаться от разговора всякий раз, когда во мне пробуждался воинственный дух.
Откуда у моего мужа привычка казаться лучше, чем он есть? Всегда, каждую минуту, каждую секунду он менялся, словно хамелеон. Если в радиусе пары десятков метров – около нас – находился хоть один человек, он начинал себя вести, как самый внимательный и обходительный влюбленный на Земле, посылая мне сахарные улыбки и приторно-нежные взгляды. Клянусь, если бы хоть кто-нибудь догадался сфотографировать его, когда на нас никто не смотрит, то этот фотограф был бы больше, чем удивлен. Ведь в такие минуты лицо мужа принимало выражение, прямо-таки наполненное пренебрежением ко мне и раздражением.
Холодно, обидно и до тошноты омерзительно. Странные чувства – и все в одном флаконе. Куда подевалась вся моя нежность, доброта и любовь к этому человеку? Вспоминая себя лет пять-шесть назад, я поражалась собственной наивности и слепоте. Как можно было быть без ума от него? Сейчас для меня это было загадкой, которую я не могла постичь. Странно, верно?
А начиналось все более чем радужно. Моя жизнь всегда была схожа по своим оттенкам с радугой – сами рассудите, я всегда получала все, что хотела. Мой отец Джон был весьма преуспевающим человеком, властвующим в мире, сотканным из букв. Он владел несколькими крупнейшими издательствами, и кампания «JG» слыла чем-то легендарным. Мама – Изабель – писала книги. Честно говоря, иногда мне казалось, что они выходят в свет лишь благодаря отцу, потому что ее «шедевры» не отличались особым искусством. А я искренне полагала, что живу на пуховых перинах, будучи принцессой империи Гилбертов, и что никогда не познаю горя. Святая детская наивность.
Мой отец был дружен с завидным холостяком Джузеппе Сальваторе. Чертовски богатый итальянец, работавший с гениальнейшими актерами того времени, вертелся в одной компании со всеми пузатыми богачами города, однако с моим отцом шел плечо о плечо с детства. Я плохо знала его историю – родители Сальваторе были эмигрантами, которые посчитали своим долгом покинуть родину, дабы найти свое счастье. С той поры, как итальянцы вселились в соседний дом моих бабушки и дедушки, двое мальчишек – мой отец и отец моего мужа - были неразлучны.
И, конечно же, с той секунды, как я появилась на свет, папа просиял и посчитал целью всей своей жизни свести меня с одним из братьев Сальваторе. План не отличался гениальностью – и не особо преуспевал. Мне было интересней играть и общаться с девочками, а не с двумя мальчишками, которых вся семья прямо-таки навязывала на мою голову. Они испытывали схожие чувства, холя и лелея надежды на спокойную жизнь без всяких капризных девчонок. Стараниями наших семей каждое лето мы проводили вместе, честно пытаясь вытерпеть друг друга, что не увенчивалось особым успехом.
Однако с возрастом, как любил приговаривать отец, «девочка поумнела». Я стала более мягка к Сальваторе, глупо, безнадежно и навсегда (так мне казалось) влюбившись в младшего брата. Стефан был так похож на принца из диснеевских мультфильмов, что я поверила – моя любовь к нему чиста, светла и вечна.
Еще один брат… Деймон. Он был на три года старше меня и казался чем-то жутко пугающим. С одной стороны, мне было весело с ним, а с другой… он был слишком взрослым. Мы всегда находились в разных мирах, и он чаще раздражал меня, чем нравился. Он был жутко самоуверенный, нахальный, циничный, что и притягивало, и отталкивало одновременно. Со Стефаном же таких метаний не было – добрый, ласковый, надежный парень без отрицательных качеств. Так я думала, так думали мои родители. Так думали абсолютно все.
Была в моей бочке меда ложка дегтя. Как всегда. В любой сказке находится отравленное веретено, и в данном случае этим веретеном стали старомодные традиции нашей семьи. Мама чаще всего писала романы о восемнадцатых веках, и – по-моему – стала на этом чересчур повернута, затянув в этот омут еще и отца. С ранних пор в детстве в семье существовали законы, которым все, так или иначе, подчинялись. Образование, послушание, взаимное уважение… вполне логично и обоснованно. Но существовала еще одна запятая – правила брака. Как бы глупо не звучало, но родители считали своим долгом выбрать мне супруга. Существовал вариант отказаться от кандидатуры, и если бы я умела видеть будущее… я бы так и поступила. Но что толку? В нашей жизни нет места сослагательному наклонению.
«Стефан Сальваторе. Ты же не против, принцесса?»
Ласковые слова отца до сих пор слышались мне. Я помнила ту сцену до мелочей – как широко я улыбнулась, как бросилась ему на шею, повторяя, как мне нравится его решение. Свадьба была организована за какую-то пару недель, Тот Самый День наполнял меня эйфорией. Только вот потом все мое счастье рухнуло, точно карточный домик или же тонкая фигурка из хрусталя, лопнувшая с печальным звоном. Супружеская жизнь оказалась вовсе не наполненной любовью, счастьем и уважением. Я больше не была принцессой.
Кошмар стартовал почти сразу же – когда мы остались одни, миновав расстояние, разделявшее Америку от Мексики, где должен был проходить наш медовый месяц. В самолете Стефан нежно улыбался мне, переплетая пальцы своей руки с моими, а вот в шикарном пентхаусе отеля начал вести себя так, будто меня не существовало. Я до сих пор помнила всепоглощающую обиду и горячие слезы в уголках глаз, когда от отмахнулся от меня, словно от мухи, а затем заявил, что спать мы будем на разных кроватях. Стоит ли говорить, какой шок я тогда испытала?
Тогда мне стоило все рассказать родителям, но я терпела. На следующее утро, после ночи, которую мы все-таки провели отдельно, на завтраке он был поразительно обходителен, сладко смеялся и осыпал пылкими поцелуями. Ну я и подумала – мало ли, что вчера у него произошло? Может быть, срыв. Бывает у всех. Вера в «срыв» укреплялась с каждым часом – ведь на уютном песочном пляжике он был просто лучшим из мужей. Но в номере, когда дверь захлопнулась с глухим стуком, все вернулось. Пренебрежение, граничащее с отвращением.
До меня долго доходили причины такого поведения. Я всегда слыла сообразительной девушкой с острым умом, но в данной ситуации я не могла ничего понять. С чего Стефан, человек, который любил меня так долго, превращается в такого далекого и холодного мужчину? В чем здесь причины? Я постепенно осознавала – причина свадьбы была не во мне. Она была в деньгах.
Вовсе невеселые размышления были прерваны настойчивой трелью телефона. Захотелось со всей злостью бросить его, чтобы он разлетелся на мелкие кусочки. Но так нельзя. Это не по правилам. Нужно блюсти чувство долга.
– Слушаю, – я откашлялась, потому что голос вновь был хриплым.
– Снова пытаешься быть ханжой? – Насмешливые интонации на другом конце провода заставили мои губы дернуться в некоем подобии улыбки.
– Я уже ханжа, Деймон. С этим ничего не поделать.
– Да ладно, – он засмеялся. В моем нынешнем окружении он был единственным человеком, который умел смеяться по-настоящему, запрокидывая голову назад и довольно прикрывая глаза. Была в этом какая-то магия. – Я знаю, как превратить тебя обратно. Как насчет парка аттракционов?
– И той самой воздушной ваты? – На губах, совершенно непроизвольно, заиграла улыбка.
– Да, именно. Могу тебе купить столько ваты, сколько пожелаешь.
Я была близка к тому, чтобы рассмеяться, но одно событие заставило улыбку исчезнуть.
– Не могу. Сегодня у нас гости.
– Парк работает не только сегодня, Елена, – клянусь, он закатил глаза. – Что за гости? Братец опять ищет выгоды?
– Понятия не имею. Мое дело наряжаться и помалкивать.
– Мне не нравится твой настрой. Ты говорила с блондиночкой?
– Прекрати ее так называть! – я широко улыбнулась. Почему он так влиял на мое настроение?
– Ну, она же блондиночка.
– У нее есть имя, Деймон.
– Ладно. – По его голосу всегда можно было понять, какое у него выражение лица. Готова была поспорить, что сейчас он вновь возвел глаза к небу. – Ты говорила с Кэролайн по поводу всего?
– Пыталась.
– И? – протянул он. Иногда Деймон разговаривал, словно какой-то ленивый кот. Если бы коты умели разговаривать.
– Она… не слушала. Как всегда.
– Что на этот раз?
– Начала гнуть свою линию про то, как мы подходим друг другу. И я, и он такие высокие, темноглазые и красивые.
– Ты же небольшого роста.
– Я сказала ей ровно то же самое.
Он снова засмеялся. Я любила звук его смеха – звонкий, как у мальчишки. Деймон вообще во многом оставался большим ребенком.
– И она, надо думать, перевела разговор в сторону своих туфель?
– В яблочко. Она иногда по-настоящему мудрая, но чаще – пустышка.
Я поднялась со стула и все-таки захлопнула окно.
– Поэтому я и зову ее блондиночкой.
– Деймон!
– Елена! – он передразнил меня.
– Как бы то ни было, она единственный мой друг.
– Я оскорблен. Вообще-то у тебя есть я.
– Ты вне конкуренции, – я снова улыбнулась.
– Рад слышать. – Голос сочился сарказмом.
– Ты же знаешь, что ты один из лучших друзей, которые у меня когда-либо были.
– Надеюсь.
– Хватит ворчать! – я засмеялась.
– Наконец-то, - мгновенно среагировал он, переменив саркастические интонации на восхищенные. – Давно не слышал твоего смеха.
Я пожала плечами, забыв, что он не может видеть этот жест. Разговаривая с Деймоном по телефону, мне всегда казалось, что он где-то рядом.
– Елена?
– Прости, – я улыбнулась. – Забыла, что ты не можешь меня видеть.
– Это легко устроить, кстати.
– В каком смысле?
– Ты же не против видеть меня среди своих гостей?
Я задержала дыхание.
– Ему это ой как не понравится.
– Именно поэтому я и предлагаю сей вариант. Ну, и ради тебя. Тебе просто необходима авантюра.
– И это ты называешь авантюрой? – я усмехнулась.
– Узнаю Елену Гилберт.
– Деймон, я… я просто не знаю. Ты же помнишь – он горло тебе готов перегрызть из-за ваших… ммм… прений.
Он легкомысленно засмеялся, но я готова была поспорить, что сейчас смех немного наигранный.
– Деймон, – настойчиво повторила я. – Мы можем встретиться в другой день.
– Хватит. Я, знаешь ли, совершенно не злюсь, что отец оставил мне все состояние, а ему – ни цента.
– Он все еще не хочет тебя видеть. Считает, что ты сломал ему жизнь… Ты же помнишь.
– Если бы не ты, – прошипел он, – Стефан бы давным-давно подметал мусор на улицах, и все мы это прекрасно знаем.
– Поэтому он и не хочет тебя видеть. Иногда ты себя ведешь точь-в-точь, как эгоистичный ребенок.
– Клевета и ложь, – он начал посмеиваться.
– Но я не шучу, Деймон! Пожалуйста, не приходи сегодня. Не порть ни себе, ни мне, ни ему настроение, прошу тебя. Я не выдержу еще одной разбитой итальянской вазы.
– Вот все, что тебя интересует? Ваза? Ты серьезно?
– Деймон. – Я закатила глаза. – Не стоит этого делать.
– Ладно. – Что-то уж слишком быстро он согласился. Весьма подозрительно.
– Деймон, – я постаралась вложить в голос как можно больше угрозы.
– Мне пора бежать. – С легкомыслием в голосе он переборщил. Видимо, Деймон тоже понял это – одновременно со мной – и бросил трубку. Порой он был совершенно несносен, словно маленький избалованный ребенок!
Я поднялась со стула. Готова поспорить, он все-таки заявится на сегодняшний ужин. Деймон… Был слишком противоречивым. Одновременно дипломатичным, остроумным – но в то же время ни в чем не знал меры. От этого многие уставали – для взрослого мужчины непостоянство не самый лучший стиль жизни. Я вышла из кабинета, хлопнув дверью. Деймон был замечательным парнем, но часто его действия меня не устраивали. Он просто… не до конца повзрослел. Наверное, именно это меня немного бесило.
– Миссис Сальваторе! – Я вздрогнула. Иногда было легко забыть, что в этом ледяном доме я никогда не остаюсь одной. – Внизу вас ждет миссис Локвуд.
– Сколько раз тебя просить называть меня Еленой, Бри? – Прикрыв глаза, я устало прислонилась затылком к стене. – Зачем она пришла?
– Несколько раз точно. – Бри, управляющая, легко улыбнулась. – Не сказала причины. Наверное, по поводу сегодняшнего вечера или же…
– Стефан звонил тебе? – поинтересовалась я, проглотив слово «он», которым я чаще всего называла мужа, и выдавила ласковую улыбку.
– Да, он велел подготовиться.
– Неудивительно. – Она странно посмотрела на меня, видимо, уловив нотки раздражения в моем голосе.
– Вы поссорились?
– Что? Нет, конечно, ерунда. Мы с ним не ссорились.
– Да, но вы выглядите очень раздраженной.
– У меня есть другие причины для раздражения. – Наконец я отошла от стены и начала спускаться по лестнице. Бри, чуть ухмыляясь, следовала за мной. На самом деле, она была чуть старше меня, и мы неплохо сдружились. Единственное, в чем я так и не смогла ее переубедить – в необходимости обращаться ко мне как к «миссис Сальваторе».
– Какие же?
– Люди придут по приглашениям?
– На ужин? – Я кивнула. – Если не ошибаюсь, нет. Не в данном случае. Это же не званый вечер, а просто еще одна встреча деловых партнеров с мистером Сальваторе, которые приведут своих жен. Ничего нового.
– Черт.
– Простите?
– Деймон снова собирается испортить Стефану настроение.
Бри застонала.
– В последний раз это закончилось метанием бутылки хорошего шампанского в стену и тремя разбитыми вазами.
– Эта война когда-нибудь кончится? – Бри была человеком, с которым я могла обсудить это все. Будучи нашей управляющей с момента свадьбы, она изучила нас очень и очень хорошо. Иногда мне казалось, что наша с мужем игра в любовь не вызывает у нее доверия. Но она молчала – по крайней мере, касательно только этих отношений. Противостояние же Деймона и Стефана интересовало ее.
– Если только они оба возьмутся за ум. Что вряд ли случится – уверена, старший мистер Сальваторе не хочет делиться с младшим, а тот обозлен и на своего отца, и на брата. Если бы вы… я могу сказать?
– Конечно.
Мы преодолели еще один пролет.
– Если вы бы не тащили за собой мистера Сальваторе, тот бы давно стал банкротом. Если бы их отец не оставил бы вашего мужа с носом, так бы они не воевали, это уж точно. Старший мистер Сальваторе тоже виноват – вы же помните, он сразу начинает подшучивать над этим в свойственной ему манере. Они должны научиться держать себя.
– Ты мыслишь ровно так же, как и я, – я довольно улыбнулась. Бри была очень мудрой женщиной, подмечающей любую мелочь. То, что она, по сути, чужой нам человек… это ничего не меняло. Она все (или почти все) понимала.
Она пожала плечами и открыла дверь в гостиную.
– Я стараюсь.
– Елена! – Кэрол Локвуд, чинно восседающая на диване, чопорно кивнула.
– Кэрол, – я приветственно улыбнулась и присела в кресло напротив. – Какой сюрприз!
Обмен традиционными фразами настолько крепко вбивали нам в голову, что это происходило совершенно непроизвольно.
– Я насчет сегодняшнего ужина.
На лице Бри было написано самодовольное выражение, а-ля «ну я же говорила».
– Там будет Кэролайн?
Я приподняла брови.
– Не думаю. Стефан приглашает деловых партнеров, в том числе и вашего мужа. Мама Кэролайн работает не в этой сфере, поэтому сегодня она не появится.
На лице у Кэрол расцвело облегченное выражение.
– Ну, слава Богу.
– Простите? – я на секунду нахмурилась.
– Я считаю, что ваша подруга, – слово «подруга» было произнесено, словно ругательство, – неподходящая пара для моего сына.
Я едва удержалась от того, чтобы не закатить глаза. Локвуды растили единственного ребенка – Тайлера – словно розу в цветнике. А Кэролайн, у которой была не самая лучшая репутация, была влюблена в бедного парня с тех пор, как научилась ходить. Не так давно они начали в тайне встречаться, что, видимо, очень быстро перестало быть завуалированным.
– Почему? – я видела, что Кэрол рассчитывала на этот вопрос, и, в конце концов, мне был интересен ее ответ.
– Она неблагопристойная девушка. Самая настоящая девица легкого поведения.
– Кэролайн… мм… не занимается ничем таким, поверьте.
Она скривилась.
– Но производит именно такое впечатление.
Я удержалась от порыва запустить в нее чем-нибудь.
– Она очень хорошая. – Кэролайн действительно была хорошей. Часто немного эгоистичной, но все же... Был в ней внутренний стержень и некоторая мудрость.
– Не думаю. – Губы Кэрол сжались в тонкую ниточку. – Хорошо, что ее сегодня не будет, потому что мы собираемся пойти на ужин вместе с Тайлером, – она говорила так, будто ее сыну было лет пять.
Отсутствие Кэролайн на ужине исправить довольно легко. Злорадная мысль была неожиданной, а желание сделать наперекор – сильным. Кроме того, мне никогда не нравилась Кэрол. Попахивает ребячеством, конечно, но все же. Кэролайн достойна быть счастливой.
– Да-да. – Судя по всему, Бри уловила сарказм в моем голосе. Но не Кэрол.
– Замечательно. Рада, что вы понимаете меня, Елена.
Я улыбнулась.
– Рада тоже, что мы приходим к общему согласию.
Кэрол поднялась с дивана, сделав это с максимальным изяществом.
– До встречи на ужине, Елена.
– До вечера, Кэрол, – я позволила Бри проводить гостью до дверей, а сама с облегчением откинулась в кресле, нащупав трубку телефона.
– Дайте угадаю, – Бри, улыбаясь, опустилась на место Кэрол. – Звоните Кэролайн?
– Иногда я такая вредная, даже страшно становится.
Она рассмеялась.
– Пойду готовиться к ужину. Это будет весело.
– Очень, - откликнулась я, набирая знакомый номер.
Кэролайн откликнулась после парочки гудков.
– Елена, привет! Как у тебя дела? Как ты вообще? Мы очень давно не виделись, стоит встретиться и…
– Можем встретиться сегодня, – смеясь, я оборвала поток ее речи. – Как ты смотришь на это?
– Где и когда?
– Приходи на ужин, ладно? Часов в семь, – я прищурила глаз, – или в восемь. Скорее всего, в семь.
– Что за ужин?
– Стефан организовывает.
– Ох, прекрасно! Обязательно приду. Тогда и поговорим, ладно? Просто я сейчас немного занята, поэтому не могу разговаривать. Но потом поговорим. Как я по тебе соскучилась!
– Я тоже соскучилась, Кэр.
– Сегодня вечером в семь. Я приду. До встречи. – В трубке послышались короткие гудки. Кэролайн всегда была очень активной; постоянно энергичная, постоянно хохочущая, постоянно говорящая. Простой и одновременно сложный человек.
Как мало, по сути, у меня оставалось друзей. Определенно не то, что раньше…
« – Елена. Твое имя – одно из самых сильных, ты знаешь? Древнегреческое.
– Ты серьезно сейчас мне рассказываешь толкование имен?
– Почему бы и нет? Твое имя означает «сияющая, светлая». Это действительно так – ты не человек, а лучик солнца. Верил бы я в сказки, так обязательно подумал бы, что ты ангел. Знаешь, как в одной из песен Пресли… You look like an angel, walk like an angel, talk like an angel. Может, он заглянул в будущее, увидел тебя и написал эту песню? Кстати, обожаю, когда ты краснеешь.
– Деймон!
– Что? Не могу сделать такой девушке, как ты, комплимент? Что в этом такого?
– Не такой… Не нужно… Таких комплиментов.
– Почему? Я просто говорю правду. Спроси у кого угодно – ты очень хорошая подруга, умная собеседница, веселая душа компании… Да и просто красивая девушка. Почему ты так смотришь на меня? Стефан никогда не говорил ничего подобного?
– Деймон…
– Видимо, нет. Почему ты боишься их слышать? Комплименты?
– Я не боюсь их слышать, Деймон.
– В чем же дело?
– Я боюсь их слышать от тебя…»
Я раздраженно выдохнула. Воспоминания, которые захлестывали меня с головой, были словно морской водой, омывающей щипающую царапину. Странно и немного больно, ведь я могла получить так много… а вместо этого живу так, как сейчас. Вся эта несладкая супружеская жизнь, лицемерие Стефана, холод, царящий в семье… отец, который не поверил мне. Не разрешил развестись с мужем – из-за глупых причин, из-за долга перед самим собой, перед Джузеппе, перед Стефаном…
Все чаще меня окутывала усталость. Иногда я чувствовала себя актрисой, исправно играющей роль в любых обстоятельствах. Я была доброй, ласковой, любящей и главное – любимой женой. Идеальной супругой, о которой мечтали абсолютно все. На самом же деле в нашей семье я превращалась в пустое место. Точнее, нет – в пустое место, на котором громоздилась чертова куча денег, большую часть которых отхватил мой муж.
Почему все происходит именно так, как происходит? Почему я, девушка, которая всегда получала все от жизни, теперь стала такой несчастливой? Глупо, конечно – для всех я была женщиной, хватающей с неба звезды. Но, черт, я жила в ледяных условиях: иногда мне казалось, что мой дом – замок Снежной Королевы из сказок. Даже отец верил в то, что я получила долгожданную любовь, нежность, взаимное уважение, счастье, в конце концов – граничащее с концовкой любой сказки. «И жили они долго и счастливо, и умерли в один день. Конец». Увы, эта фраза стала моим роком – я играла в то самое «долго и счастливо». Нужно было просто прекратить, задернуть занавес и наконец смыть с лица грим, однако я не могла. Не могла бросить и прекратить это все. Здесь я давала слабину.
Я частенько задавала себе вопрос – ну почему? Почему тогда, когда отец объявил имя Стефана, я не задумывалась, не пыталась провести самоанализ, не хотела замечать очевидного? Почему потом, в начале брака, я не боролась за свою мечту? Почему я сложила руки, повинуясь жестоким действиям Фортуны – и не была ли я причиной той самой жестокости? Мне нужно было вспомнить одну из самых умных басен – когда две лягушки попали в чан сметаны; одна не стала бороться, и утонула, а вторая месила лапками вокруг себя так, что вскоре жирная сметана превратилась в масло, и затем выбралась. Почему я – первая лягушка, хотя всегда верила, что я сильна?
Жаль, что нельзя повернуть время вспять. Жаль, что я не могу сбросить с лица чертову маску и стать свободной. Чувство долга перед отцом, уважение к свекру, своеобразная привычка – все смешалось, опутывая меня по рукам и ногам липкой паутиной. Жаль – ну а что поделать? Только и остается сидеть и пытаться жить воспоминаниями, которые были по-настоящему светлыми, яркими и наполненными радостью. Воспоминаниями, связанными с беззаботностью детских лет. Воспоминаниями, в которых слышался мой искренний смех, и смех Деймона, и смех всех моих подруг, от которых сейчас осталась лишь Кэролайн.
У меня тоже существовала дурная привычка – добивать себя воспоминаниями, пытаться задержать дуновение ветерка из детства в ладонях, что было подобно песку, утекающему сквозь пальцы. Я практически не жила – была оболочка по имени Елена Сальваторе, которая ходила, улыбалась и смеялась, но все не искренне – это была маска на моем лице. А настоящего уже ничего не оставалось – была только ледяная глыба вместо души. Я чувствовала тепло только рядом с одним человеком… Деймоном.
Мы сблизились за все эти годы. Начиная с детства – даже тогда, когда я побаивалась и сторонилась его, нам все равно было очень весело, окажись мы вместе. С возрастом он превратился в одного из лучших друзей – его плечо всегда было рядом, чтобы я могла об него опереться. Почти все – или очень многие – считали его грубым и циничным, отказываясь замечать теплые черты его характера. Он тоже прятался за маской сарказма, производя отталкивающее впечатление, но в душе… Деймон был по-настоящему хорошим парнем. Он был превосходным собеседником и верным другом, очень мудрым, несмотря на свое ребячество. Деймон был противоречив, и многих это скорее пугало, чем привлекало. Как и меня – раньше. Сейчас я в шутку звала его дикобразом, ведь иголки, которые он выставлял, ранили, но стоило пробиться через его защиту – и ты отчетливо мог увидеть его доброту, верность, искренность, честь. Я смогла преодолеть эти иголки – да и еще парочка людей. Остальные видели только то, что хотели видеть.
Любила ли я его? Пожалуй, да, но только как друга. Мне было сложно разобраться в собственных чувствах – окрыляющую влюбленность я чувствовала лишь один раз. Со Стефаном. Но я точно не была влюблена в Деймона. Здесь было что-то другое – бесконечное доверие, искренность, желание проводить время с ним. Между нами царила дружеская теплота – не более.
Я внезапно вспомнила разговор с мамой перед свадьбой. Изабель была необычно серьезной, без конца теребя в пальцах кулон, подаренный ей отцом.
– Это тяжело – влюбляться? – Я отбросила волосы назад и внимательно посмотрела на маму.
– Влюбляться – нет. – Она сделала небольшую паузу и грустно улыбнулась. – Любить – да.
Мне не было тяжело с Деймоном. Я не могла определиться в своих чувствах, но думала, что дело в дружеской симпатии или в нечто подобном. Всегда вопросы о любви или же ненависти вгоняли меня в тупик – мне трудно было определяться. Я всегда могла крикнуть «ненавижу» или же «люблю», но в большинстве случаев не чувствовала того, что говорила. Несколько раз мне доводилось говорить, как я ненавижу Стефана, но это не было так. Я не ненавидела его… Просто мне было все равно. Странно. Правда странно – я была взрослой девушкой, но так часто путалась в самой себе.
Вспомнился еще один разговор – с моей прежней подругой Бонни Беннет. Мы росли вместе, только ее жизнь разительно отличалась от моей – ее родителям была не особо интересна собственная дочь, поэтому подруга жила с бабушкой. В подростковом возрасте она начала сильно увлекаться оккультизмом и мистикой, и по достижению совершеннолетия уехала из Америки – то ли в Африку, то ли в Австралию… Трудно вспомнить. Больше мы не виделись, о чем я жалела – Бонни была замечательной.
– Ты правда встречаешься со Стефаном? – Она нахмурилась, откинувшись на спинку кресла. Мы находились в моей комнате; я с ногами забралась на кровать, до этого вопроса смиренно слушая историю подруги о глупых гаданиях.
– Ну да, – я легкомысленно пожала плечами и широко улыбнулась. – Он замечательный.
– А Деймон?
– При чем здесь это? Мы дружим с ним, вот и все. Замуж я за него не собираюсь.
– Тогда твои планы разительно отличаются от его, – проворчала Бонни, закатывая глаза.
– О чем ты? – я засмеялась. – Ты что, думаешь, что он запал на меня? Брось. Ему уже восемнадцать. Он взрослый.
– Кэролайн хочет заполучить его. Она сказала, что он очень сексуальный.
– Он совсем немного сексуальный. Уж точно не сексуальней Стефана. Зачем ты все это говоришь? Ты же считаешь Деймона засранцем.
– Я по-прежнему считаю его засранцем.
– Мы дружим с ним. Он не мой Ромео и все такое. Просто хороший друг. Сексуальный он или нет – это не мое дело. Это дело Кэролайн и других девушек. Понимаешь?
– Ты знаешь, что все говорят?
– Что?
– Ты могла получить Деймона, но ты его профукала.
– Бонни! Он не интересен мне в таком смысле. Здесь нечего профукать.
– Ты оправдываешься, я же права?
– Нет. Вовсе нет.
Я поднялась с кресла и направилась в свою комнату. У нас со Стефаном была спальня, в которой мы ночевали, но большую часть дня я проводила в другом месте. Глупо – снова думать обо всем этом. Деймон мой друг, и не нужно лишними сомнениями разрушать тот мир, что воцарился среди нас. Я очень сомневалась, что он думает о чем-то подобном. Надо просто прекратить перемывать старые раны. Конечно, хотелось верить, что время их залечит… святая наивность. Воспоминания похожи на зараженные раны – рано или поздно, со временем, их покидает гноящийся слой. Но боль остается, и от нее никуда не деться. Жизненная философия.
Моя душа тоже была покрыта гнойными язвами. Они болели – болели порой так сильно, что мне приходилось вцепляться ногтями в собственную плоть. Боль физическая вытесняла боль моральную, и это был своеобразный способ справиться с моим небом, которое я держала, подобно Атланту. Небо давило, но все же удерживала его – до поры до времени.
Раздраженно распахнув дверь, я нервно провела рукой по гладкой стенке небольшого резного шкафчика. Здесь, в нем были мои воспоминания. Хранилище, которое вновь и вновь заставляло раны покрываться гноем. Зачем вновь и вновь ворошить прошлое? Я не знала, но продолжала делать это. Словно у меня сильно болела нога, но я вновь и вновь наступала на нее – в надежде, что более сильные болевые ощущения заставят поврежденную конечность выздороветь.
Я не стала бросать лишний взгляд на этот шкафчик. Все равно знала, что в нем находится. Первая полка – высушенные цветки, каждый со своей историей, каждый с прикрепленной пожелтевшей бумажкой: кто подарил, когда, зачем. Похоже на картотеку. Вторая полка – мои старые дневники, анкеты и блокноты. В детстве я без конца исписывала страницы, в тайне помышляя о том, что когда-нибудь получится своя книга, лучше, чем у мамы. А потом… с возрастом это просто стало неинтересно. Я пыталась излить страдания на бумагу – бумага никогда не выдаст тебя, не расскажет твоих секретов – однако дальше пары строчек дело не шло. Каждый раз я открывала новую тетрадь, вдыхая запах свежих страниц, и писала в самом верху страницы одни и те же слова. Отец всегда говорил: если тебе тяжело, напиши причины того, почему ты чувствуешь тяжесть. Я тщательно выводила предложения, обрисовывая каждую буковку, а потом яростно перечеркивала и выбрасывала тетрадь.
Меня зовут Елена Сальваторе.
Моя мечта никогда не сбудется.
Я постоянно ношу маску, являющуюся карикатурой на ту мечту.
Я замужем за человеком, который не любит меня, и которого не люблю я.
Я никогда не буду счастлива.
Правда, со временем такие тетради больше я не начинала. Просто устала. Третья полка – все подарки, которые я получала… в той жизни. Подарки от родителей, хороших друзей, Деймона. Здесь не было только ни одной вещи, принадлежащей к вещам Стефана. Были времена, когда и он преподносил мне сюрпризы. Жалкий лицемер. И четвертая полка – фотографии. Самое ценное, и поэтому в самом низу. Чтобы реже натыкаться взглядом. Водоворот событий, которые тогда не имели особой ценности для меня… а сейчас я бы отдала за возвращение тех дней все свои деньги. Быть может, даже душу. Так сильно я хотела.
Я упала на кровать. Да, иногда я пробиралась в эту комнату, чтобы заночевать – во всяком случае, здесь, в холодной постели, было теплее, чем там – с безразличным мужем. Вряд ли кто-то знал о моем обмане, кроме Стефана. Ему же было все равно. Я никогда не разрешала убирать здесь горничным – слишком это пространство было личным. Мне все равно не пристало делать что-то по дому или же готовить – так почему бы не смахивать пыль с полок в собственной обители? Это было похожим на бальзам, ровным слоем покрывающий раны. В работу я всегда уходила с головой.
Включила небольшой плеер. Музыка тоже была спасением – иногда я растворялась в звуках инструментах или же в голосе исполнителя. Даже мурашки пробегали по коже. Музыка вообще похожа на соломинку для утопающего – в любой момент выдавливала мысли о том, как тебе плохо или что с тобой происходит. В этом была необъяснимая магия, и, думаю, не только я чувствовала ее. Из колонок полился плавный голос Пресли. Как кстати – лишний раз напоминание о Деймоне, который был искренним фанатом Элвиса. На школьную дискотеку он даже пытался сделать себе его прическу (не без моей помощи). Это было одно из самых смешных зрелищ в моей жизни.
Tomorrow will be too late,
it's now or never
My love won't wait. *
Прекрасно. Очень подходяще. Иногда мне казалось, что карма, Фортуна и прочая компания издеваются над людьми, или же пытаются пошутить. В сущности, первое им удается куда лучше, чем второе.
Я раздраженно переключила песню. На этот раз – The Animals. Не поспоришь, куда менее… символично. «Дом восходящего солнца» всегда была одной из моих любимых песен. Как и у Деймона. Дерьмо! Карма действительно сука, и вряд ли она шутит. Лучше вообще выключить чертов плеер, дабы больше не получать никаких намеков или же не переворачивать воспоминания. Будет лучше.
В шкафу была только та одежда, которая мне нравилась. Вычурные костюмы и вечерние платья находились в комнате, которая по размерам догоняла небольшую квартиру в центре Нью-Йорка. Эта комната именовалась моим личным чертовым гардеробом, абсолютно мне не нужным. Я могла обходиться парочкой сарафанов, джинсами и одной майкой. В этом я была по-настоящему простой. Видимо, мне так или иначе придется совершить вылазку из этой комнаты… но чуть позже.
Еще здесь было зеркало. Честно говоря, в последнее время я меньше всего хотела видеть свое отражение. Раньше на устах играла улыбка – сейчас же выражение лица было хмурым, а уголки губ – опущенными. Под глазами, несмотря на косметику, красовались ужасающие мешки – постоянные метания во сне давали о себе знать. Щеки почти белые, несмотря на то, что я часто бываю на солнце. А в глазах… раньше они блестели, и плясал в их глубине какой-то огонек. Сейчас же они были холодными и пустыми, как подземные туннели. Далеко не красавица.
Я быстро отвернулась. Не очень приятное зрелище, честно говоря – но немного тонального крема, привычная маска… и я вновь стану для всех писаной красавицей со счастливой судьбой. Никого не интересует, как я выгляжу дома. Главное, чтобы на всех приемах Елена Сальваторе была идеальной. Они хотят этого – и они получают. Так будет всегда.
Почему-то стало трудно дышать. Словно весь кислород испарился из комнаты, словно здесь не осталось воздуха. Я почти задыхалась, и перед глазами все поплыло – почти все предметы раздваивались. С трудом я распахнула окно, жадно вдыхая ледяной воздух. Горло обжигало холодом, но желания вновь закрыться в комнате не было. Порывы ветра, играющие с моими волосами, заставляли меня чувствовать себя в какой-то мере свободной.
Странный приступ. Похоже было на паническую атаку – я читала о подобном, но никогда не испытывала ничего такого. Возникло ощущение, что от мыслей весь воздух словно испарился из тела. Осознание этой теории было жутковатым.
Я захлопнула окно. Пропади все пропадом! Иногда мне хотелось покинуть такую жизнь, бежать так быстро, как Форест Гамп, оставляя за спиной водоворот мыслей, воспоминаний и рассуждений. Или же поступить куда проще... Ну, нет. Подобные мысли меня посещали лишь один раз, и почти сразу я выгнала их из своей головы. До сих пор одна из записей во взрослых дневниках стояла перед глазами.
«А что, если подняться к облакам, забравшись на крышу Эмпайр Стейт Билдинг**, вдохнуть свежий ветер свободы, раскинуть руки, как показывают во всех знаменитых фильмах, типа Титаника, и смотреть на проплывающую под тобой жизнь? Каких-то несколько мгновений чувствовать себя Богом среди этого мирка, а затем подойти к самому краю, чтобы увидеть каждого человека, каждую машину, каждое здание, у которых своя, отдельная история. История получше твоей. А потом сделать шаг. Это же просто – сделать шаг?»
Глупо – помышлять о суициде. Даже в данной ситуации. В любой ситуации это более чем бессмысленно. Внезапно я почувствовала влагу около глаз – слезы. Давно я не плакала – после нескольких лет слез не оставалось, были только сухие, рваные рыдания. Я помотала головой. Это тоже глупо – плакать. Некоторым людям помогают дорожки слез, стекающие по щекам... Но мне всегда казалось, что это поможет помочь, если только рядом есть человек, который сможет утереть твое горе. Когда ты один, плач только делает тебя слабым. Поэтому с возрастом я перестала ронять слезы. Чтобы быть, а не казаться сильной.
Быть, а не казаться. Подумать только, когда-то я ставила этот приоритет выше других, твердо веря, что я буду выглядеть так, какова я в душе. Куда подевалась вера в это? Ведь я казалась, а не была. Я все время ходила в маске, и жизнь напоминала безумный, идиотский, сводящий с ума карнавал.
И сегодня мне предстоял новый карнавал.

– Здравствуй, дорогая. – Губы Стефана скользнули по моим, имитируя один из самых нежных поцелуев, которые вообще можно себе представить. Я подарила ему ласковую улыбку, как и полагается хорошей супруге. – Превосходно выглядишь. – Маленькое представление было разыграно для Бри, и я продолжала исполнять свою роль.
– Ты тоже. – Может, это и было правдой, только вот его красоты я уже не замечала. Точеные высокие скулы, сияющие зеленые глаза и тонкие линии губ не учащали пульс, как раньше. Да, муж слыл бесспорным красавцем, но мне было все равно.
Его пальцы несильно сжали руку.
– Мы должны быть идеальны.
Это он прошептал почти неслышно. Нотки в голосе изменились на равнодушные.
– Как всегда.
Стефан толкнул дверь, и мы вплыли в зал, поддерживаемые восхищёнными взглядами. Здесь собрались несколько деловых партнеров мужа, с неизменными женами или же мужьями. Просторная гостиная наполнилась мужчинами в деловых костюмах, которые, как я подозревала, стоили больше, чем моя машина, и женщинами, одевшими лучшие свои вечерние платья. Музыка – что-то спокойное и плавное – была почти не слышна.
– Стефан!
К нам направлялась высокая женщина с гладкими золотистыми волосами в наряде с очень открытым декольте. Губы были сжаты в тонкую ниточку, и что-то в чертах лица было удивительно знакомым, но стертым, будто почти исчезнувшее воспоминание. Я напрягла память. С ней было связано что-то чрезмерно отрицательное.
– Ребекка! – Стефан расплылся в улыбке.
Ребекка. С именем сразу возникла ассоциация и ворох целых отрывков пятилетней давности. Конечно. И почему я не удивлена?
– Ребекка, - я улыбнулась. – Майклсон?
Она насмешливо посмотрела на меня.
– Да. Вам не забыть эту фамилию, не так ли, миссис Сальваторе? – Мою фамилию она выделила чересчур язвительно. – У вас богатый опыт общения с моим братом. – Последняя фраза ранила, точно кинжал, и мое лицо залила краска.
– Вам ли судить об опыте общения с братьями? – выпалила я, подстегнутая прежними событиями.
Теперь неприятно покраснела она.
– Вы не изменились, миссис Сальваторе. По-прежнему не заботитесь о собственных словах.
Стефан, видимо, чувствовал себя неловко.
– Ну, – почти пропела я, – чья бы корова мычала.
Ребекка открыла рот и сразу захлопнула его – как рыба, выброшенная на берег. Это повторилось несколько раз, но внезапно перед нами возник один из ее братьев.
– Я чувствую ссору и не могу пройти мимо, – Коул Майклсон расплылся в развязной улыбке. – Назревает хорошая кошачья драчка?
– Твои манеры ни к черту, братик, – она положила руку ему на плечо. Только сейчас я заметила ее маникюр – багровые ногти, словно кровь. Жутковатый контраст на черном лацкане пиджака.
– Давайте не будем разжигать ссору? – вмешался Стефан, видимо, заметив дразнящий блеск в глазах Коула. – Это не очередная политическая сумка со змеями.
Он бросил умоляющий взгляд на Ребекку, и до меня кое-что дошло.
– Пойдем, Коул. – Язвительно улыбнувшись, женщина провела пальцем по руке Стефана и отплыла подальше от нас, однако ее почти сразу сменила новая. С первого взгляда волосы подошедшей казались почти белыми, но, если вглядеться, можно было заметить несколько медово-золотистых и светло-коричневых прядок. В глазах сиял волевой блеск, и губы были искривлены в веселой усмешке.
– От Майклсонов всегда жди неприятностей.
– Лекси! – Стефан просиял и галантно поцеловал ее руку. – Познакомься, это моя жена… Елена. Елена, это…
– Я сама в состоянии представиться, – она улыбнулась. – Привет. Я Лекси, давняя подруга Стефана.
– Елена, его жена, – я улыбнулась в ответ.
– Вернемся к нашим баранам, извиняюсь, достопочтенной семье. Что на этот раз?
Стефан покраснел.
– Лекси, послушай, сейчас не время…
Она легко передернула плечами.
– Не время так не время, – и, бросив взгляд на прошедшего официанта, добавила, – «Сладкое мясо»!*** Обожаю!
Так же легко, как и появилась, Лекси, цокая каблучками, бросилась догонять свое кушанье.
Между нами со Стефаном повисла неловкая пауза, и в конце концов я изрекла:
– Джентльмены предпочитают блондинок?
Он устало посмотрел на меня.
– Я и Лекси – хорошие друзья.
– Забавно, что я о тебе ничего не знаю.
– Елена, тебе не кажется, что сейчас не тот момент для такого разговора?
– А когда настанет этот самый тот момент?
Стефан возвел глаза к потолку.
– Можешь не отвечать. «Никогда». Только ответь, зачем ты спишь с Ребеккой?
Он бросил на меня яростный взгляд.
– Что за клевета?
– Не повторяй ошибок Деймона. Тем более, эти грабли почти врыты в землю, но ты умудряешься на них наступать.
– Не один я интересуюсь Майклсонами, - огрызнулся он, и я порозовела.
– Знаешь, что? Пошел ты.
– Забавное проявление супружеской любви.
Стефан медленно перевел взгляд на кого-то, кто стоял за моей спиной. И сжал руку в кулак.
– Что ты здесь делаешь?
Деймон легко обошел меня, и на несколько секунд меня окутал запах мяты. Его запах.
– Делаю вид, что занят делом, хотя на самом деле пью запасы вашего алкоголя. Как и все. Где твои манеры, братец? Не хочешь поздороваться со мной?
Он все-таки пришел, в чем я не сомневалась, и сделал это в своей дурацкой самоуверенной манере. Черт, я знала, что он не пропустит вечера, но такой вальяжности по отношению к Стефану, который с ним не разговаривал вот уже несколько лет, я не ожидала. Я даже не ожидала от себя такой ярости из-за его визита.
– Что ты здесь делаешь? – повторил Стефан, плотно сжав челюсти.
– Я же уже ответил, – Деймон широко улыбнулся. – Привет, Елена.
Я смерила его яростным взглядом.
– Тебе нельзя здесь находиться!
– Совсем как в детстве, – Деймон закатил глаза. – Мой сад – это мой сад, и каждому должно быть ясно, и уж, конечно, никому, кроме самого себя, я не позволю здесь играть.****
– Именно, – Стефан сощурился. – Кто тебя пустил в мой дом? – Голос был подозрительно тихим, что свидетельствовало о сильнейшей ярости.
– Девушка, стоящая в дверях, – Деймон щелкнул пальцами. – Брианна?
– Бри, – процедил муж. – Тебя не приглашали.
– Я просто решил проведать брата.
Я вцепилась ему в плечо.
– Деймон, пожалуйста, заткнись хоть раз в своей жизни.
Тот изумленно посмотрел на меня.
– Я ничего такого не делаю, Елена.
– Нам нужно поговорить, – я перевела взгляд с него на Стефана – и снова на него. – Пойдем со мной, пожалуйста.
Он покачал головой.
– Ничего не происходит.
– Происходит, – возразила я. Стефан был бледный, словно мел. – Пожалуйста, пойдем.
Деймон передернул плечами и позволил мне себя увести. Не обращая внимания на несколько красноречивых взглядов, брошенных на нас людьми, я как можно быстрей покинула гостиную и затолкнула его в первую попавшуюся комнату.
– Что ты делаешь?
Он приподнял брови.
– Прости?
Я покачала головой и нахмурилась.
– Ты снова врываешься туда, где тебе быть вовсе не положено, и пытаешься закатить очередной скандал! Это очень весело – говорить о том, что ты придешь, но черт! Ты, если тебе так хотелось, мог постоять в стороне. Не нужно раздражать его, ведь хуже будет мне, ты это понимаешь? – Я отвернулась. – Наша дружба очень хрупкая.
Его рука коснулась моей спины.
– Она не хрупкая, Елена. Каким бы засранцем я бы не был, каких дел не совершал, ты всегда будешь рядом со мной.
Я развернулась, обнаружив, что стою очень близко к нему. Знакомый аромат мяты, который я так любила, обволакивал меня, создавая ложное чувство безопасности.
– Ты очень уверен в себе, Деймон.
Голубые глаза были необычайно серьезными.
– Извини. Я не должен был портить тебе вечер, да? Как мне искупить свою вину?
Я сжала губы.
– Не нужно пытаться подлизаться ко мне, Деймон. Считай, что ссоры не было – если ты уйдешь прямо сейчас.
Он улыбнулся.
– Как насчет поездки к Гудзону?
Я закатила глаза.
– Иди, Деймон.
Тот в ответ перехватил мою руку.
– Эй, мы же уже говорили насчет того, какая ты ханжа? Поехали, поваляемся с тобой на береге около Гудзона, поговорим, съедим парочку отвратительных жирных хот-догов – как всегда. Я скучаю по дурацким выходкам, а звонков мне определенно мало. Давай, соглашайся.
Я легонько стукнула его по плечу. Мрачное настроение и злость на него почти исчезли.
– Ладно, ладно. Только не смей возвращаться на ужин.
Он отдал честь.
– Есть, мэм!
– Можно вопрос? – я закусила губу. – Зачем ты пытаешься его достать?
Деймон быстро заморгал.
– Ну… меня бесит, что он злится на меня за решение, которое принял отец. Меня бесит, что я вынужден быть разобщенным со своей подругой. Я не могу смириться с тем, что не имею права войти в его дом или поговорить с ним. Я зол на него, Елена. А он продолжает вести себя так, будто я пытался его убить или нечто в этом роде. В нашей ссоре виноват он, а не я. Это он придумал тысячу и одну причину, за что меня ненавидеть. Это он ходил и плакался всем моим друзьям, до какой степени я плохой. Должен же я что-то делать? В отместку за то, что он отобрал и продолжает отбирать у меня самое дорогое? Да, это ребячество, но я продолжаю пытаться тыкать его во все это лицом. Мне нравится… раздражать его.
– Я бы сказала – помиритесь, но это вряд ли возможно.
Я несмело обняла его, и он ответил на объятия.
– Происходит то, что происходит. Клянусь, если бы папа не принял такого решения, если бы Стефан не начал «ненавидеть» меня, то ты была бы даже счастлива в замужестве.
– Вряд ли, – я чуть улыбнулась.
– Я знаю, о чем говорю, – он накрутил один мой локон на палец. – Я говорил, что у тебя красивые волосы?
Почему-то я смутилась. Просто… голос, которым эта была фраза произнесена, его взгляд… все было ирреальным.
– Несколько тысяч раз, Деймон.
Он усмехнулся и отпустил меня. Как этот человек мог так влиять на мое настроение? То вспышка ярости, то сочувствия, то непреодолимой нежности. Пугающе странно.
– До завтра, Елена.
– До завтра?
Деймон засмеялся.
– Я позвоню тебе. И заеду за тобой. Будет весело.
– Уверена, что да.
Я и правда была уверена в этом.
А пока… пока меня ждала кучка жалких лицемеров. И да.
Меня ждала Кэролайн.