Просыпаюсь от того, что она начинает шевелиться. Почти убитая мною, полуживая, она находит в себе силы подняться. Я чувствую, как ее обгрызенные ногти прикасаются к стенкам души и начинают остервенело что-то выцарапывать.
«Стефан».
Кровать являет собой какое-то странное непонятное месиво из простыней и подушек, я встаю и окидываю взглядом комнату. Удивляюсь, как за ту неделю, что моего мужа нет дома, так много моих вещей успели перекочевать в комнату его брата.
Без труда собираюсь на работу, надевая строгое темно-синее платье и черный пиджак. Двигаюсь по комнате на невероятной скорости, ищу чулки, выравниваю волосы, наношу макияж. Стараюсь проделывать все это бесшумно, будто бы стараясь не разбудить Деймона, хотя мне никогда не удается проснуться раньше него. Каким-то волшебным образом именно он всегда наблюдает за мною спящей: иногда открыто, а иногда делая вид, что спит.
Он любит наблюдать за мной.
Даже когда Стефан рядом, он всегда ловит каждое мое движение, кажется, что в любую минуту он готов меня подхватить, если я споткнусь, или тут же спрятать меня за своей спиной в случае опасности. И пусть в своей вампирской ипостаси я забыла слово «неуклюжесть», могу сама постоять за себя, да и теперь наступили относительно спокойные времена, но именно благодаря ему я чувствую себя всегда защищенной, не боюсь, что в один день на мой порог вновь заявится какой-то Клаус, ведь он всегда будет рядом.
Даже если я попрошу его уйти.
Не то, чтобы я собиралась сделать это. Но если вдруг решусь, хорошо, что он не уйдет.
Это Стефан считает, что я сама могу распоряжаться своей жизнью, принимать решения. Фрейд говорил, что у людей влечение к смерти – у меня оно ярко выражено. Почему-то все мои решения, иногда во благо другим, идут во вред мне. И как-то так получается, что остаюсь живой я впоследствии своих решений только благодаря Деймону.
Даже взять историю моего обращения. Сам того не осознавая, он спас меня, когда я решила умереть, а Стефан принял мой выбор. Если бы не кровь Деймона из запасов Мередит…
Я не говорю, что это хорошо. Я сердилась тогда на него, безумно сердилась. Так и не смогла простить до сих пор. И не прощу. За свое обращение, за его внушение, за все те плохие поступки, которые он совершал по отношению к дорогим мне людям…
Но…
Я могу предоставить бесконечный список перечислений того, за что я люблю Стефана.
И могу составить такой же, вопреки чему я люблю Деймона.
«Люблю Деймона», - пронеслось в моей голове, и она опять начала терзать мою душу.
Она – моя совесть. Я убиваю ее, каждый день по немного, но не могу убить до конца. Я - вампир, но мои клыки для нее не страшны, она не боится меня и готова сражаться до конца. За нас со Стефаном. Против нас с Деймоном.
Услышав ненавистное имя, она сильнее вдавливает ногтем по только что выцарапанным буквам.
И так уже без трех дней пять лет… Господи, всего лишь пять лет?!
Я пытаюсь отвлечься от адской боли, нащупать ту мифическую кнопку Деймона, но не выходит.
Лгун.
Переключаюсь на мысли о работе. Наверное, вампиру противопоказано работать в больнице, но я, вдохновленная «сумеречным» Карлайлом, решила рискнуть. Стефан меня поддержал, и я едва не убила человека в первый же рабочий день. Хотела уйти, но Кэр успокоила, мол, «едва» - не считается, не убила и молодец, по стефано-кэролайнскому курсу подготовки молодого вампира я вообще отличница.
Мередит помогла мне устроиться в педиатрическое отделение. Никакой крови и милые маленькие человечки – я скорее сама себе перегрызу горло, чем убью ребенка. Слышать их смех, иметь возможность вызывать улыбку, обнимать и получать нарисованные детской рукой рисунки, вроде солнышка, которое я теперь терпеть не могу, или котенка, который при виде меня всегда выпускает когти и начинает шипеть.
Мне нравятся кошки. Хищник против хищника – это так мило.
- Плохая идея, - сказал Деймон, когда я сообщила ему о своей новой работе.
- Но почему?
По-детски радостное выражение исчезло с моего лица.
- Не слушай его, - посоветовал тогда Стэфан, и я так и сделала. – Главное, что ты счастлива, - добавил тогда мой парень.
Да, счастлива. Но счастье мое длилось не долго – через пару недель я вернулась домой убитая горем, прошмыгнула незамеченной в подвал и спряталась в сыром темном уголке с пакетом крови.
- Ты был прав, - сказала я Деймону, когда он нашел меня и сел рядом.
Он ничего не сказал. Понял, в чем.
У вас есть город мечты? Прекрасное утопичное место где-то далеко, которое вы давно мечтаете увидеть? Представьте, что вы ослепли, а вас отвезли туда со словами: «Смотри, вот то, чего ты так давно хотела!»
Или представьте, что вы учитесь в выпускном классе и грезите о выпускном вечере, но с вами случается какой-то несчастный случай, и у вас парализованы ноги. Навсегда. И вы приезжаете в инвалидной коляске посмотреть на то, как танцуют ваши одноклассники.
Как думаете, больно?
Я была бы хорошей матерью, я знаю. Вынашивала бы своего малыша девять месяцев под сердцем и оберегала бы всю жизнь. У меня был бы самый счастливый и самый любимый ребенок на Земле. Но его не будет.
- Опаздываешь, - говорит мне Деймон, прерывая грустные мысли. Как будто знает, что к моим глазам подступили слезы, хотя я стою к нему спиной. Вовсе не опаздываю.
- Плевать, все равно давно хотела уволиться, - вру, и он знает.
Он фыркает.
- Не уйдешь, даже если тебя выгонят.
- А вот и уйду, - не вижу сейчас выражение его глаз, но безумно хочется увидеть.
- Слабо прогулять?
- Легко.
Я демонстративно медленно подхожу к кровати и плюхаюсь рядом с ним. Мысленно прикидываю, что у меня целых пол часа, чтобы построить из себя крутую вампиршу. А потом все же умчусь на работу, потому что там дети – маленькие, хрупкие и теплые, доверчиво ждущие моей помощи.
- Фея! – как-то вынес мне вердикт четырехлетний мальчуган, покоряя меня своей щербатой улыбкой.
Там – дети, то, к чему я близка, но чего у меня никогда не будет.
А здесь… Здесь тоже самое. Деймон… Он как бы мой, но я не имею на него никакого права.
Не имею права провести небольшой ладошкой по его руке к предплечью, положить голову на плечо и недовольно, даже ревниво спросить:
- Ты с ней виделся?
Кэтрин вернулась в город несколько дней назад. За вампиром, которого я люблю. Правда, пока точно не знаю, за которым именно.
Он поворачивает голову ко мне, наши лбы и носы соприкасаются, глаза оказываются на одном уровне.
- Виделся, - говорит он, вздыхая.
Я знаю, что виделся. Они просидели вместе в Мистик-Грилле два с половиной часа, а потом ушли куда-то. Вместе.
- Чего она хочет? – спрашиваю, затаив дыхание.
- Не говорит. Переводит тему, уходит от ответа. Вчера допрашивала, кого из вас я любил сильнее.
Его «любил» в прошедшем времени ударяет по сердцу кнутом, пропитанным вербеной. Я не слышала от него трех заветных слов ни разу, после…
- И ты ответил?
- Нет.
- Не знал или не хотел?
- Елена…
Я пытаюсь встать, но он захватывает меня в кольцо своих рук. Вырываюсь из его цепких объятий, перевожу взгляд куда-то в пространство. На глазах опять слезы. Как можно быть вампиром и одновременно такой размазней?
- А ты ей ответь. Если скажешь, что ее – отстанет. Если скажешь, что меня – сделает все, чтобы свести тебя с ума. Просто реши, чего хочешь.
- Не ее точно, - отвечает как-то сухо и зачем-то добавляет: - Больше нет.
Закусываю губу и хочу убежать, потому как в голову лезут нехорошие мысли. Хочется спросить его, сколько пройдет времени, прежде чем он перестанет хотеть меня. Лет десять, пятьдесят, сто… Я хочу встретить вампира, который скажет: «Я люблю ее уже вечность», но это невозможно. Только вечность бесконечна, а любви всегда приходит конец.
Я ненавижу Деймона сильнее всех на свете. Его кровь была использована при обращении, и именно он вручил мне пакет с человеческой кровью со взглядом ясно говорившим: «Пей сама или заставлю».
Вспоминаю ту ночь, все слова, которые говорила будто вчера.
Мысленно возвращаюсь туда, на тот проклятый мост.
- А ты никогда не сдаешься, да? – Деймон пытается произнести в своей обычной насмешливой манере, но сегодня голос у него какой-то совсем усталый. – Дважды здесь не умерла, решила третей, чтобы наверняка?
- Я должна была умереть здесь, - упрямо говорю я, едва не валясь с ног, сил почти не осталось, я совсем истощенная и такая… голодная.
- Не умерла, значит не должна была. Смотри, что дядя Деймон тебе принес. – Он поднимает руку с пакетом крови и машет ею, вызывая у меня зверское желание подбежать и вырвать у него этот пакет из рук.
Гигантской силой воли сдерживаюсь. Деймон видит мои усердия и произносит:
- Брось, зачем оттягивать неизбежное?
- Не посмеешь! – как-то совсем неубедительно восклицаю я, понимая, что еще как посмеет. – Это… Это не то, чего я хочу, Деймон.
- Тебе жутко не повезло оказаться в этот момент с тем Сальваторе, который не бросит тебя здесь подыхать только потому, что ты этого хочешь! – со злостью произносит он.
Подхожу к нему и с размаху бью по щеке.
- Ты не вправе его осуждать, понял?! Потому что Стэфан единственный, черт вас всех побери, кто позволяет мне делать так, как я хочу, а не так, как лучше для меня!
Вижу пренебрежение в его полыхающих смесью ярости и обиды глазах. Он не понимает, и в этом столь важная разница между ним и братом. Стэфан понимает.
- Так было всю жизнь, Деймон, - говорю я с тяжелым вздохом. – Когда-то я была обычной девушкой. Не особенной, не супер-умной, не супер-правильной и не супер-сильной. Такой же, как другие. И так же, как остальные, хотела простой человеческой любви. А что я получила? У принца из розово-воздушных грез оказались клыки и темное кровавое прошлое. Я закрыла глаза на эту незначительную деталь, пусть такой вот неидеальный принц, но какой есть. Вот только сама я с каждым днем была все больше не принцессой. Я не хотела быть такой и жить так! Не хотела отмывать кровь гибридов с крыльца, не хотела хоронить близких одного за другим, не хотела, чтобы брат уезжал, а опекун сходил с ума. Я хотела спать спокойно по ночам и не кричать от кошмаров, а, просыпаясь, не хотела плакать от того, что ночной кошмар был лучше того, что творится на самом деле. Не хотела лгать и делать поступки, от которых потом тошно. Я хотела любить Стэфана, не смотря на все испытания, но они были слишком сложны… И был ты! А я не хотела, не хотела, не хотела… А потом в один миг поняла, что так, как хочу, больше никогда не будет. Я больше не была достойна человеческой жизни, парня вроде Мэтта, который водит в кино и покупает мороженное. Слишком много видела, делала, чувствовала… Слишком часто отказывалась от моральных принципов и затыкала рот вопящей совести. Слишком долго была рядом с тобой. – Не замечаю, как по щекам катятся слезы, а дыхание сбивается. – Позволь мне сделать так, как я хочу хотя бы сейчас!
Он нежно, заботливо коснулся ладонью щеки. А в его глазах светилось искреннее сожаление, когда он жестоко произнес:
- Как жаль, что ты оказалась здесь с тем братом, которому плевать на то, чего ты хочешь…
Жаль, но я жалею о другом. И злиться на него на всю мощность не могла после того, как вспомнила нашу первую встречу, его признание… Если бы, встретив меня, он знал, как все обернется!
Если бы он только знал, сколько мучений нам троим впоследствии принесло то, что он внушил мне тогда.
От Стефана не уйду, от Деймона не откажусь. Понимаю, что веду cебя еще хуже, чем Кэтрин, понимаю, но поделать ничего не могу, мы оказались в каком-то проклятом треугольнике. Мне кажется, что если я уйду от Стефана, то разобью сердце нам обоим, но отпустить Деймона для меня тоже что-то за гранью возможного.
И я скучаю по той Елене-человеку, которая всегда знала, как будет правильно.
- Иногда мне кажется, что Стефан о нас знает. Бывает, он посмотрит на меня и кажется, что сейчас он ударит меня. Или шею свернет. Или сердце вырвет. Я понимаю, что это глупо, он никогда так не поступит, даже если правда узнает обо всем. Я обнимаю его, и он по-прежнему родной, и рядом с ним по-прежнему тепло. А потом я вижу тебя, слышу твой голос, невзначай касаюсь… И он становится чужим. И кажется, что счастлива буду только с тобой. Так ведь не бывает, правда? Что со мной не так?
Он не отвечает. Не знает или боится обидеть мои чувства.
Двуличная дрянь.
Констатация факта сейчас, а пять лет назад – совсем незаслуженное оскорбление.
Да, двуличная. Да, дрянь.
Обхватываю шею Деймона руками, опрокидываю его на кровать и начинаю целовать до одури. Плевать, что это аморально, неправильно, что так нельзя, и вовсе не он моя истинная любовь. Но знаете что? Я так хочу.

Когда мне было пять лет, мамина подруга, выходившая замуж, предложила мне идти к алтарю перед ней и разбрасывать по проходу розовые лепестки. На меня надели ванильное платьице, кружевная юбка которого доходила до колен и восхитительно колыхалась, когда я кружилась; мама долго и бережно расчесывала мои длинные волосы – волшебные моменты, когда мы встречались сияющими безоблачным счастьем взглядами в зеркале и обменивались бесконечно любящими улыбками, - прежде чем собрать их на макушке с помощью множества булавок с крохотными розочками на конце. Поверенная миссия казалась мне необычайно важной и крайне ответственной, коленки у меня дрожали, когда я шла под взглядами всех присутствующих, но внутри порхали бабочки от осознания того, что я стала частью чего-то такого прекрасного.
Дойдя до первого ряда, я села возле мамы, сжала ее ладонь и восхищенно принялась наблюдать за невестой. Потом обхватила шею Миранды руками, склонила к себе ее голову и зашептала:
- У меня все будет так же? Папа наденет смокинг и отведет меня к жениху? И жених у меня будет такой же красивый? И платье?
Мама улыбнулась:
- Да, обязательно все будет именно так.
- А где будешь ты? – Я огляделась по сторонам, ища маму невесты.
- А я буду сидеть где-то в незаметном месте и плакать от того, что моя любимая Елена покидает меня навсегда…
Вся прелесть свадьбы померкла сразу, как я представила себе такую картину.
- Тогда я не выйду замуж. И не брошу тебя никогда, мамочка!
Вот только она бросила меня первой.

И пусть осознание того, что мамы больше нет, я прочно закрепила ночами пролитых слез, идя к алтарю в день своей свадьбы, я искала между множества безликих гостей родное лицо, позволив на минутку поверить, что мама здесь, просто не хочет, чтобы я видела, как она плачет.
А к жениху я шла одна.
И думала о том, что сейчас могла бы опираться на руку отца. Или Джона. Или Рика.
В горле застрял ком, а потом я посмотрела на жениха, на стоявшего рядом его брата, и на секунду забыла, за кого выхожу замуж. Они стояли совсем рядом, почти в одинаковых костюмах, и выглядело все так, будто… Будто выхожу замуж за обоих.
Но я вовремя вспомнила, что мой жених – тот, в чьих глазах не читается вселенская боль.
Тем утром Деймон помогал застегнуть крючки на моем свадебном платье. Он заявился в мою комнату и выставил Кэролайн с Бонни.
- Пришел меня отговаривать?
- С тем же самым успехом я мог бы пойти и биться головой об стенку.
- Тогда зачем пришел?
- Надеялся, что увидишь меня, передумаешь, и мы махнем отсюда на острова.
- Глупо.
- Знаю.
Я чувствую его дыхание на затылке. Мы стоим молча, пытаясь оттянуть неизбежное, а потом я говорю:
- У нас ведь никогда не было шанса, Деймон. Правда?
- Неправда. У тебя всегда был шанс, был выбор, и ты выбирала Стефана.
Если бы кто-то спросил: «Эй, а почему Деймон с Еленой так и не смогли быть вместе?», то ответов на свой вопрос услышал бы больше, чем хотел. А Деймон считал, что во всем виновата я. Вот так значит, да?
А я его никогда не винила. Но могла бы. У меня был выбор, а шансы были у него. Десятки, сотни маленьких шансов, но если говорить о каких-то внутренних запретах, то у него их было не меньше, чем у меня. Если бы я бросилась ему на шею, когда встречалась со Стефаном, или когда тот уехал с Клаусом, думаете, он бы встретил меня с распростертыми объятиями?
Не знаю. Любил ли он меня настолько сильно?
Возможно, но этого узнать больше не дано.
- Если бы только я встретила тебя первым… - сказала я тогда с горькой улыбкой на губах.

Тогда казалось, что это конец. Когда священник произнес: «Если в этом зале есть человек, который знает причину, по которой эти двое не могут сочетаться священными узами брака, пусть говорит сейчас или умолкнет навсегда», я почувствовала, как напрягся рядом Стэфан, и метнула взгляд на Деймона. Боялась, что он что-то скажет сейчас, и еще сильнее боялась, что промолчит.
А он был невозмутим.
А я знала, знала причину, по которой не могла выйти за Стэфана. Потому что так и не соизволила понять, что чувствую к его брату. Я знала, но все же сказала «да» в нужном месте.
И вот в тот момент я на самом деле должна была похоронить все чувства к Деймону раз и навсегда. Может быть, я не сделала это из-за того, что все-таки не понимала, что должна похоронить? Любовь? Нет, любила я Стэфана, а то, что чувствовала к Деймону, было совсем иным.
Даже если на один безумный миг предположить, что Деймона я тоже любила, только по-другому… Я читала не о такой любви. Мама мне рассказывала не о такой любви. Она ломает, рушит, убивает. Она причиняет боль всем, кого касается.
Та любовь, что у нас со Стэфаном, встречается раз в жизни.
А та, что с Деймоном, раз в вечность. Нет, не так. Раз в никогда.

Я думала Деймон уедет, а он оставался, заставляя меня нуждаться в нем еще больше, чем до этого. Знал, как мне больно терять близких и нарочно становился все ближе и ближе мне, прекрасно понимая, что однажды – через десять лет, пятьдесят, сто, – мне придется потерять и его.
И казалось, что каждый в Мистик-Фолс знал, как много для него значит та, которую он после свадьбы пренебрежительно называл «женой брата», изливая спьяну душу очередной девчонке, которая вскоре лишалась этих воспоминаний вместе с изрядной частицей крови.
А я наивно верила, что такие чувства быстротечны. Что, если он не разлюбит, то хотя бы смириться.
И самым странным было то, что, став миссис Сальваторе, я не почувствовала того, на что так сильно надеялась. Не стала больше любить Стэфана и меньше думать о Деймоне. А последний считал меня предательницей, хотя сам предложил Стэфану быть шафером и первым поздравил нас со свадьбой в своей саркастической манере.
А Стэфан злился из-за того, что я не хотела переезжать из особняка, а Деймон только ухмылялся на тактичные намеки брата, что пора бы подыскать себе новое жилье.
Меня же выводило из себя то, что Стэфан подозревал меня в том, чего не было.
Так мы все мучились втроем, пока между нами с Деймоном на самом деле не начало что-то происходить. Смешно, не так ли? Но как только у меня начался роман с братом мужа, ссоры в доме прекратились.
Деймон старался не находиться с нами двумя в одной комнате одновременно, но если такое случалось, то вел cебя с братом точно так же как и раньше, не выказывая особого чувства вины. Но он вообще хорошо скрывает то, что чувствует, это поняла даже не всегда проницательная я.
Стэфан чувствовал, что между нами с Деймоном что-то поменялось, он боялся этого и становился просто идеальным мужем, живя в страхе потерять меня. Зря он это. Если бы припер меня к стенке, сказал, что все знает, потребовал прекратить, уехать, я бы на все согласилась. Но он так не делал. Нет, это не попытка сделать его виновным, в этой ситуации только он был ни в чем не виноват.
Но Стэфан не помогал мне, а только с болью наблюдал, как я с каждым днем все больше и больше загоняю себя в ловушку.

Подъезжая к больнице, я думаю о том, что Стэфан сегодня приезжает. Последние дни я боялась, что он вернется раньше, и он действительно сократил свою поездку, но перед этим позвонил и предупредил. Хорошо, что он не из тех мужей, что любят сюрпризы. Или ему настолько не повезло с женой, что он опасается делать мне эти самые сюрпризы.
Я поднимаюсь в лифте в педиатрическое отделение нашей больницы. Учусь заочно на медицинском, а пока работаю здесь медсестрой. Хорошо, что я вампир, а то вряд ли обычный человек смог совмещать это еще и с похождениями на стороне.
Подхожу к автомату с кофе и беру себе стаканчик этого пойла с отвратительным вкусом, который, однако, уже вошел в привычку.
Вижу впереди Мередит, разговаривающую с несчастного вида молодой женщиной.
- … в этом нет вашей вины, такое может случиться со всеми… - улавливает мой слух, а я только неодобрительно фыркаю.
Если не ошибаюсь, это мать той несчастной малышки, которая попала под колеса машины собственного отца, выезжающего с гаража. И где была мать в этот момент?
Порой детей, доставляющих на скорую, может спасти только порция моей крови, которую каждый раз выпрашивает Мередит. Я всегда соглашаюсь нехотя: а вдруг какой-то несчастный случай по дороге домой с больницы? Страшно представить. Но Мередит научилась хорошо манипулировать моим чувством жалости, искренне веря, что она делает благое дело. Не понимая, что спасать всех подряд – противоестественно. Некоторые должны умереть. Я, например.
И все же до сих пор не могу понять, как мы с ней успели так подружиться. Я терпеть не могла ее за то, что она была прямым виновником моего обращения, а позже за ее недолгую интрижку с Деймоном, но мы, не имея ничего общего, умудрились стать хорошими подругами.
По дороге к раздевалке допиваю кофе и, не глядя, забрасываю сверхбыстрым броском пустой стаканчик в мусорную корзину, находившуюся на приличном расстоянии от меня. Понимаю свою оплошность, когда вижу восхищенный взгляд светловолосого мальчугана.
- Привет, Джимми, ты снова к брату? – улыбаюсь я ему.
Он сидит на стульчике, махая ногами, и тоскливо поглядывая на палату младшего брата.
- Почему меня к нему не пускают? – спрашивает он меня, наверное, уже десятый раз.
Я вздыхаю.
- У него ветрянка, милый, ты ведь не хочешь заразиться и тоже пропустить столько уроков? – по красноречивому выражению лица Джимми я поняла, что довод был совсем паршивым. – Просто потерпи еще недельку…
- Но маме можно! – с обидой сказал он.
- Она уже болела, поэтому ей не страшно. Я понимаю, ты скучаешь. И Майк тоже скучает…
- Не понимаешь, - упрямо мотает головой мальчишка. – Он мой брат.
Слова глухо отдаются в сердце, я разворачиваюсь и быстро иду в раздевалку, прислоняюсь к шкафчику и медленно съезжаю вниз. Как хорошо, что он не понимает еще, что даже через брата можно переступить, если угораздит влюбиться в его девушку…
Это один из тех моментов, когда на душе становиться мерзко и хочется пойти кого-нибудь убить. Тогда можно будет сказать: «Ну, подумаешь, сплю с братом мужа! Я вон еще человека убила… Что же мне терять?»
А я не убила. Никого, хотя была близка к этому, хотя не раз хотела. И то, что я еще никогда не ставала причиной чей-то смерти, что ни разу за пять лет не чувствовала, какого это, когда пьешь теплую кровь, вонзив клыки в чью-то шею, делало меня ближе к людям, чем любого известного мне вампира. И от осознания того, что я смогла выдержать главный соблазн вампира – соблазн кровью, но не смогла устоять перед Деймоном, я понимаю, что дело вовсе не в обращении. И отговорка «я изменилась» кажется насквозь фальшивой.

Не удается изобразить на лице улыбку, даже когда прихожу с очередной порцией таблеток к бледной девочке с яркими глазами, с тихой грустью во взгляде, наблюдая за спящей на диване мамой.
- Можете попросить ее пойти домой? – шепчет малышка Кейт. – Там папа ждет…
- Думаю, ей сейчас лучше быть рядом с тобой.
И не мне говорить ребенку, что папа не ждет. Папа скончался на месте в результате автомобильной аварии, а ее саму едва спасли. И маме идти некуда, сейчас ее дом здесь, тут, где ее маленькая дочка, состояние которой стабильно ухудшается после слишком тяжелой для нее операции.
Я знаю, какого это, Кейт.
Когда нагрузка на сердце большая, чем ты можешь выдержать. Когда теряешь кого-то близкого, и балансируешь на грани жизни и смерти. Знаю, честное слово. И вновь думаю о том, стоит ли дать ей своей крови.
Но разве мы с Мередит не переступаем черту? Не играем в Господа, решая, кому жить, а кому умереть? Я боюсь, что рано или поздно нас с ней за это накажут. И искренне надеюсь, что накажут на этот раз меня, а не дорогих мне людей, как случается обычно.
Звонок мобильного заставляет прервать размышления.
- Алло?
- Привет, милая, я уже дома, – тихий, успокаивающий голос Стефан будто растекается по венам, заставляя вдохнуть глубже и поверить в то, что я хороший человек, хотя бы на сотую долю секунды. Ведь нельзя быть плохой, когда тебя любит кто-то такой замечательный.
- Чудесно, - улыбаюсь я. – Как твоя тайная поездка?
Он сказал, что ему нужно съездить по каким-то личным делам, о которых он расскажет мне по возвращению домой.
- Очень хорошо. Знаешь, нам нужно серьезно поговорить. Я заеду за тобой после работы?
- Да, конечно. – Помолчав секунду, добавляю искренне: - Я скучала.
- И я скучал. Очень. Люблю тебя, Елена.
- И я тебя.
Вслушиваюсь в гудки, а в голове вертится лишь один вопрос: «Почему? За что он меня любит?»
Ах, если бы только разлюбил… Если бы оба разлюбили…

- Ты потеряла сережку, - замечает Мередит за обедом, и я дотрагиваюсь до уха, понимая, что и вправду умудрилась потерять красивую грушевидную сережку из тех, что подарил Стэфан как-то. Просто так.
Опускаю взгляд в тарелку, понимая, где ее забыла, а, поднимая его вновь на подругу, читаю в ее глазах немое «я все знаю».
Казалось, все вокруг знают. Кроме Стэфана.
Да, стыдно. Стыдно, что предаю наши чувства, которые были и будут, не смотря ни на что. Стыдно перед ним – доверчивым, любящем, заботливом. И перед ней – той хорошей наивной девушкой с грустным взглядом, недавно потерявшей родителей, которая обещала не оступаться, если встретит настоящую любовь.
Встретила. А потом оступалась вновь и вновь… Так часто, что и забыла, где он, тот правильный путь. Я заблудилась. И вместо того, чтобы стоять на месте, определять, где закат, а где восход, или кричать о помощи, я все иду и иду дальше, пробираясь сквозь чащи, прекрасно понимая, что выхода уже не найду.
А началось все в один летний день, годовщину смерти мамы с папой.
Тогда не сдержалась и крепко обняла Деймона, уткнувшись ему в шею, вдыхая его запах, пытаясь украсть хоть каплю той уверенности и внутренней силы, что была в нем. Пытаясь взять хоть каплю любви к девушке, которую я ненавидела.
- Все ведь пройдет, Деймон, правда? Я буду очень долго жить, и однажды болеть перестанет. И чувства потери больше не будет, и пустота в сердце затянется хоть на миллиметр. Ведь так? Станет легче? Ну скажи, что станет, пожалуйста!
А он был все зол на меня из-за той свадьбы, но оттолкнуть не смог. Не хочу верить в то, что однажды он все-таки оттолкнет.

- Так ведь нельзя, Елена, ты ведь понимаешь? – не выдерживает Мередит.
Я резко поднимаюсь на ноги.
- Нельзя? Да? А жить вечно тоже нельзя, представляешь?! И пить кровь нельзя. И больных вампирской кровью лечить нельзя. И колдовать нельзя. И на луну выть тоже нельзя! Так скажи мне, кто, черт возьми, в этом городе делает только то, что можно?!
Я ухожу, не оглядываясь, понимая, что не права.

- Мне плохо, - со стоном заявляет Кэролайн, растянувшись на своей кровати.
Я, бесцеремонно сбежавшая из больницы посреди рабочего дня, сажусь рядом.
- Беременна, что ли?
Она запускает в меня подушкой, и от ее не хилого удара я падаю рядом с ней.
- Дура, что ли? – в такт мне спрашивает Кэролайн.
Я пожимаю плечами.
- Скажешь, гибридов не существует?
- Увы, хватает их.
Я слышу тоску в ее голосе и понимаю, что пожаловаться на свое несчастное существование, как было запланировано, сегодня не выйдет. Ладно, пора и мне побыть той подругой, которая слушает.
- Тайлер?
Она закрывает глаза и судорожно выдыхает. Я поворачиваю голову и с удивлением вижу на матово-белых щеках слезы. Неужели у моей солнечной подруги все не так светло, как все думают?
- Кэр, милая, что случилось?
Я переворачиваюсь на живот и вглядываюсь в ее лицо.
- Ничего. Ничего, все в порядке, Елена.
Она вытирает слезы и мотает головой.
- Эй… Я знаю, что была эгоистичной идиоткой, погруженной в свои проблемы. А ты всегда молча выслушивала мое нытье… Я такая никчемная жена, пожалуйста, разреши мне быть хотя бы подругой хорошей.
- Я не знаю, как объяснить. Это продолжается уже давно. Я пыталась как-то с собой бороться, верила, что все пройдет, но… Знаешь, почему я перестала упрекать тебя на счет Деймона?
Я покачала головой. Именно поэтому мы сейчас ближе с Кэролайн, чем с Бонни. Я больше не могла выносить осуждения во взгляде ведьмы.
- Я не имела права упрекать тебя… Потому что я тоже изменяю своему парню. – Она встретила мой шокированный взгляд и добавила: - Мысленно.
Я облегченно выдохнула и снисходительно улыбнулась:
- Это не совсем измена…
- Нет! – прервала она меня. – Это хуже. Помнишь, ты говорила, что, когда с одним Сальваторе, то забываешь о другом? А я думаю о другом мужчине постоянно. Я вижу его в Тайлере. И хотя я считала, что безразлична к этому человеку, я вижу его лицо перед глазами каждый раз, когда обнимаю, целую Тайлера… Это сводит меня с ума!
Затаив дыхание, я спросила:
- Кто он, Кэр? Кто тот мужчина?

- Cкажи, как такое возможно? Как две такие разные девушки могут быть одновременно такими идиотками? – бормочу я, сидя на полу на кухни Кэр и вертя в руке стакан с вином.
- Феномен, - разводит она руками и отхлебывает с горлышка. – Черт, раньше напиться было намного проще, да?
- Ага, но нам и сейчас не особо сложно.
Она отвечает мне далеко не трезвой улыбкой, ее голова опускается на мое плече, и она начинает анализировать нашу непростую ситуацию.
- Вообще-то у нас много общего. Во-первых, мы обе вампиршы.
Она замолкает.
- Во-вторых?
- Что? А… А тебе «во-первых» мало?
Да уж, достаточно. И не надо мне, чтобы она была похожей на меня. Мне себя самой хватает с головой. Кэролайн… Она как глоток свежего воздуха. С ней можно напиться, выключив телефон и игнорируя тот факт, что тебя возле больницы ждет муж, обещающий сказать что-то важное.
Звучит, как приговор.
- А чем вы с Деймоном занимаетесь, когда вдвоем? – спрашивает Кэр, чертя пальцем круг на горлышке бутылки.
Вот так еще со школы: из-за переизбытка алкоголя нас прет на личные темы разглагольствовать.
- А ты как думаешь, а?
- Просто секс? Не верю.
- А зря. Иногда секс ради секса, а иногда, чтобы быть рядом и не говорить о всяких важных, - я закатила глаза на этом слове, - вещах. Со Стэфаном такое не катит. Он любит разговоры по душам больше секса. Но на него хотя бы действует «Стэфан, я не хочу об этом говорить» или «дорогой, это слишком тяжелая для меня тема», то Деймон, коль уж решит поговорить о чем-то личном, то всю душу вывернет наизнанку.
- Знаешь, с Тайлером еще хуже. Чем больше я его узнаю, тем больше понимаю, что совсем его не знала раньше. Возможно, он на самом деле стал другим. Влияния Клауса и все дела… Но… Не до такой же степени. Вот смотрю на него и вроде бы лицо родное, но есть что-то чужое и пугающие в выражении, во взгляде… Он говорит вещи, которых не должен. Целует меня не так, как раньше. Он изменился, и я не могу понять, нравится мне этот новый он или отталкивает.
- И ты фантазируешь о Клаусе? Серьезно? О том самом Клаусе? – Я искренне стараюсь говорить без осуждения в голосе, но большая часть меня не может не осуждать.
- Я не фантазирую о нем! Не вспоминаю, не думаю. Просто иногда, когда просыпаюсь по утрам, мне почему-то кажется, что, открыв глаза, увижу его рядом вместо Тайлера. Иногда, когда мой парень стоит за моей спиной, мне кажется, что позади меня Клаус. Это не то, что мне нравится или не нравится, это просто то, что я чувствую, и я хотела с кем-то поделиться.
- Прости, но… Он убил Джену на моих глазах. Из-за него погиб Джон. Ты понимаешь, почему я хочу выбросить его полностью из моей жизни, головы, и даже из головы моей лучшей подруги?
- Понимаю. Ты меня прости, не будем об этом.
Я вижу, как грустно Кэролайн опускает свои ясные глаза, и с сожалением понимаю, что не дала ей той поддержки, которая ей была нужна. Но у нее все запуталось, а я не мастер искать выходы.
- У вас все будет просто замечательно, - говорю с фальшивой уверенностью в голосе, а она отвечает мне не менее фальшивой улыбкой.
- Да, конечно.

- Стэфан, пожалуйста, прости меня.
- Что-то случилось? Тебя не было на работе, ты не отвечала на мои звонки, и я волновался.
- Я в Кэролайн. Нужно было поговорить, но скоро вернусь домой. Жди меня там, ладно?
- Хорошо.
Ничего хорошего, Стэфан, я опять тебе соврала. Стою возле гостиничного номера Кэтрин Пирс и стучу в дверь.
- Войдите, - раздается из комнаты, и я вхожу внутрь.
- Елена Гилберт, какой сюрприз, - растягивая слова в привычной манере, выговаривает Кэтрин, сидя на кресле, закинув ногу за ногу. Отмечаю ее неизменные локоны, яркую одежду и макияж. Выражение лица такое же, как и раньше, когда она смотрела на меня, насмешливо-оценивающее. На нем так легко читалось: «Я могу понять, почему они любили меня, но ты?»
Обычно я отбрасываю такие мысли и говорю себе: да, Кэтрин умеет преподнести себя лучше, чем я, но у меня есть кое-что, чего нет у нее. Раньше я подразумевала под «кое-что» такие понятия как совесть, доброту, самопожертвование… А сейчас я знаю, что на самом деле где-то в глубине души я тихо и вкрадчиво шептала сама себе: «Но они все равно теперь любят меня».
- Действительно сюрприз, - раздается второй голос позади меня, а внутри все стягивается в тугой узел. Что. Он. Здесь. Делает. Каждое из этих слов по отдельности глухо отдается в сердце, а вместе они образуют вопрос, который я из гордости пытаюсь не произнести.
- Деймон. – Я медленно поворачиваюсь к окну, а в голове стучит тысяча «пожалуйста». Лишь бы он не был полуголым, растрепанным и на его лице не виднелись следы ее алой помады, лишь бы он не выглядел счастливым или еще хуже виноватым, лишь бы он не попросил меня убраться и оставить их в покое, лишь бы не…
С первого взгляда он кажется безмятежным. Лишь едва заметная складка на лбу говорит о том, что он думает о чем-то. О чем-то, что сбивает его с толку. Взгляд отрешенно скользит по мне, но от него почему-то все равно становится легче. Увереннее. Теплее.
- Я помешала вам? – поражаюсь тому, что удается спросить таким безразличным тоном.
- Еще как, - заверяет Кэтрин.
Пожимаю плечами.
- Ну да ладно. Я сейчас уйду, и вы сможете вернуться к… Чему-то там. Суть в том, что мне плевать, зачем ты вернулась в Мистик-Фолс. Ты можешь делать все, что угодно, пока это не касается меня. А меня это будет касаться в том случае, если ты попытаешься навредить близкому мне человеку или любому жителю этого города, от старого до малого. Если ты сделаешь что-то подобное, я тебя уничтожу.
- Ты? Меня? – всем своим видом Кэтрин показывала, какими глупыми ей показались мои слова, но в ее глазах читалось что-то похожее на любопытство.
Спокойно киваю.
- Я сильнее.
Кэтрин с кошачьей грацией поднимается на ноги, ее голова склоняется на бок:
- Посмотрите только, наша маленькая Елена обратилась и возомнила себя круче своей прародительницы.
- Ты сильнее меня физически. Но представь возле меня Стэфана. Бонни. Кэролайн. Тайлера. Мэтта и Джереми.
Возможно, последние два имени покажутся вам странными и не вполне соответствующими списку, но за последнее пять лет на счету моего брата и Мэтта Донована приличное количество убитых сверхъестественных существ вроде вампиров и оборотней. Они стали неплохими охотниками, но, учитывая все обстоятельства, парни охотились только на тех, кого называли монстрами. Формально я тоже относилась к таковым, но по объяснениям Джера я никого не убиваю, значит имею право жить. Надуманно звучит, кроме того брат прекрасно знает, что, убей Деймон в приступе плохого настроения хоть половину Мистик-Фолс, ни он, ни Мэтт его не тронут.
Стэфу я еще разрешу Деймону врезать хорошенько и запереть в подвале на время для общей безопасности, но не более.
- Забавно то, что ты не назвала имени Деймона, - произнесла Кэт, подступая ближе ко мне с угрожающем блеском в глазах.
Деймон в мгновение ока оказался между нами и одарил ее предупреждающим взглядом.
- Это то, о чем мы с тобой говорили, Кэтрин. Десять шагов от Елены, если не хочешь неприятностей.
- Я же сказала «представь возле меня». Зачем представлять Деймона, если он и так рядом? – объяснила я.
На губах Кэтрин заиграла презрительно-снисходительная улыбка.
- Я буду держаться от нее на расстоянии, если она не будет меня доставать. Да ладно, чего уж там. Не переживай Гилберт-Сальваторе, я сюда проездом. Деймон, у тебя есть еще два дня обдумать мое предложение. Не сглупи.
- Не в моем стиле. Пойдем.
Он взял меня под руку и потащил к выходу, ожидая… чего? Что начну сопротивляться? Да я только рада убраться от нее.

- Что у нее за предложение? – спрашиваю, не выдерживая, сидя в салоне его машины по дороге домой.
- Чушь, - отмахивается Деймон. – Ничего, что могло бы быть тебе интересно.
- Как же, - хмыкаю. – Это наверняка между тобой и Кэтрин. – В моем голосе скользит неприкрытая обида.
- У вас со Стэфаном ужин при свечах? – ловко переводит тему Сальваторе.
- Просто ужин. – Хотя уверена, что Стэфан не преминул зажечь парочку свечей. – Значит, не скажешь?
Он резко тормозит посреди дороги. Поворачивается ко мне и смотрит так, будто пытается убить взглядом.
- Ты ведь не это хочешь на самом деле услышать, не так ли? Что тогда, Елена? Что я целиком и полностью твой? Ты ведь это знаешь и так. Что я всегда буду выбирать тебя? Тоже затертая тема. Что еще?
Слова, которые он произносит, не соответствуют интонации. Он говорит их так безразлично, что мне начинает казаться, будто это я ему безразлична. Это задевает, заставляет говорить глупость, которую я вовсе не хотела произносить.
- Например, что ты меня любишь.
- Иди к черту, - Деймон переводит взгляд на дорогу.
Не знаю, как реагировать на его слова. Рассердиться, умолкнуть. Вместо этого изображаю подобие улыбки.
- Мило.
Он улыбается в ответ чем-то очень далеким от улыбки, скорее подобным до оскала.
- Да, я весь такой милый. Твой ручной вампир. Ты вообще умело приручаешь всяких тварей.
А вот это больно. Никого и никогда не стремилась приручить. Помочь, вывести на путь истинный – этим да, этим грешила и часто.
- Никого я не приручаю. Дурак. Ты мне дорог.
Вовсе не то, что он хочет услышать, но лучше, чем ничего.
- Ты начинаешь меня раздражать. Я думал у нас все просто. Ты запуталась в своих чувствах, растерялась от обращения, вся такая потерянная сейчас, а я нагло этим пользуюсь. И жду уже года два, когда ты обвинишь меня во всем, скажешь убраться из Мистик-Фолс, из вашей со Стэфаном жизни. Вместо этого слышу все эти «ты мне дорог», «я не смогу без тебя». К чему мы идем, Елена?
Его холодный тон, холодные слова задевают и ранят.
- Я бы хотела знать. Если ты так ждешь, когда я тебя прогоню, то почему сам не уйдешь?
- Не дури. Ты прекрасно знаешь, что я к тебе чувствую. А еще ты знаешь, что тебя дома ждет брат, и пора бы нам уже ехать.

Смотрю на быстроменяющийся вид за окном, думаю над его словами.
Что-то не так, я чувствую. Между ними с Кэтрин что-то произошло, и он хочет, чтобы я позволила ему уехать, подталкивает меня к тому, чтобы я его отпустила.
В голове появляется Деймон. Тот Деймон, которого я встретила восемь лет назад. Он хотел спасти Кэтрин, любил ее, а потом узнал, что она все время скрывалась от него, следила за Стэфаном и всегда любила только его младшего брата.
Что он сделал тогда? Полюбил меня? Или придумал себе эту любовь, чтобы забыть ту, о которой грезил столько лет? Придумал, чтобы иметь возможность испытать счастье другой раз, чтобы иметь шанс со мной, когда с Кэтрин его уже не было?
Что если он придумал любовь ко мне, чтобы найти предлог наконец-то освободить свою человечность, чтобы использовать эту любовь, как оправдание себе настоящему, где от человека осталось не меньше, чем от монстра, за которого он привык себя выдавать?

Стою под дверью особняка, сжимая дверную ручку с такой силой, что опасаюсь оторвать.
Деймон уехал минут пять назад, я слышу, что Стэфан дома. Слышу, как он тяжело опускает кружку на поверхность стола. И понимаю, что он знает о том, что я стою возле порога и не хочу входить в наш с ним дом. Слышу, как он не выдерживает, идет ко мне человеческими шагами, тоже оттягивая тот момент, когда увит меня, не желающую встречаться с любимым мужем после того, как долго его не видела.
- Елена? Где ты так долго была?
Бросаюсь его обнимать сразу, как он открывает дверь, чтобы не успеть посмотреть в глаза.
- Это тебя, тебя долго не было, - выдыхаю сквозь слезы. Слезы вины и отчаянья.

Ковыряя в тарелке остывший, приготовленный Стэфаном, ужин, слушаю его рассказ о путешествии. У моего мужа тоже появилось своеобразное увлечение – стараясь опередить Мэтта и Джереми, он отыскивает вампиров, которые оставляют за собой следы загадочных смертей и горы трупов, и пытается убедить их начать новую жизнь.
Пока что все безуспешно, но Стэфан убежден, что если удастся таким образом изменить хотя бы одного вампира в сто лет – это уже будет того стоить.
- Это кажется дурацкой затеей, да? Просто мне захотелось хотя бы раз в жизни быть не тем, кому помогают избавиться от маниакальной жажды, а тем, кто помогает.
Я протягиваю руку и сжимаю его ладонь, стоящую возле тарелки.
- Лекси бы тобой гордилась. И я горжусь. Но я боюсь за тебя. Что если какому-то кровожадному собрату твое вмешательство не понравиться?
- Я буду в порядке, - он подбадривающее улыбается. – Ладно, у меня есть для тебя подарок, и мне весь вечер не терпелось его вручить.
- Подарок? Не нужно было, Стэфан! Ты ведь знаешь, что…
- Просто закрой глаза.
Я вздыхаю и повинуюсь. Стэфан отпускает мою ладонь, а через секунду ее касается что-то холодное.
Открываю глаза, и мой взгляд натыкается на три ключика в связке.
- Ты купил мне новую машину?
- Нет.
- Дом? – мои глаза делаются большими, и ко мне подступает волна отчаянья. – Нет, мы не можем сейчас переехать. Моя работа, друзья… Нет, давай подождем еще немного, Стэфан, пожалуйста!
- Елена, мы не переезжаем, - успокаивающе заверяет меня муж, и я выдыхаю с облегчением. – И это не наш дом. Он твой.
- В смысле?
- Он недалеко от Мистик-Фолс, расположен возле леса. Там есть даже водопад неподалеку. Для людей далековато, конечно, но ты сможешь слышать его шум, если прислушаешься. Это только твой дом, Елена. Мне захотелось, чтобы у тебя было место возле родного города, в которое ты можешь приезжать в любой момент, спустя любой отрезок времени и не привлекать внимания. Но есть одно условие: ты не должна быть грустной или несчастной, когда навещаешь это место. Ты должна приходить туда исключительно счастливой, с людьми, которые делают тебя таковой. Там нельзя ссориться, спорить или выяснять отношения. Это место, где ты должна улыбаться, Елена.
У меня не было слов.
- Звучит так… Прекрасно. Спасибо тебе.
Я сжала ключи в руках, думая о том, что этот замечательный домик я буду посещать совсем уж редко. Но не смогла не улыбнутся благодарно своему мужу – неисправимому романтику.

Порой я делаю вещи, которых не могу объяснить. Например, почему вместо того, чтобы лечь на мягкую теплую кровать, беру с кресла плед и медленно-медленно иду на балкон. Ложусь прямо на холодный пол в позу эмбриона и накрываюсь с головой. Наверное, надеясь, что кто-то высокий и вечно смотрящий перед собой не догадается посмотреть вниз и заметить меня.
Мне хочется стать невидимой, раствориться, кануть в Лету…
Надоело, что все хотят меня спасать, оберегать, помогать, заботиться, переживать, любить… Вот бы обо мне все забыли. Хоть на минуточку, хоть на секундочку, хоть на… Что там еще дальше?
Меня раздражает, когда люди говорят, что впереди у них – неизвестность.
Что может быть известнее? Сначала учеба, потом работа, замужество (порядок не имеет значения), дети, внуки и смерть. Вот если ты застреваешь на пометке «вышла замуж», вот тогда да, тогда страшно и неизвестно, что будет дальше, если все следующие пункты исключены.
Иногда мне кажется, что я воровка. Что каждая лишняя минута, прожитая мной на этой земле, украдена у других людей. Что каждое счастливое, светлое или грустное и одинокое мгновение не должно было принадлежать мне.
Когда-то я читала о том, что на каждого, кто умер, есть человек, который родился. То есть выходит, что на каждого, кто живет вечно, припадает человек, который вообще не появился на свет?
Истребить нас вампиров надо, и давно. Эх, Эстер-Эстэр, что же ты оказалась такой неумехой?
А Деймон бы картинно закатил глаза и сказал что-то в духе: «Жаль, что вы с Финном не успели подружиться. У вас столько общего».
Хочется прыснуть со смеху при мысли, что я самый ненавистный Деймону вид вампира - меланхолически суицидально пессимистический. Но это только временами. Тогда, когда вышеупомянутого мистера Сальваторе нет рядом. У него есть способность заставить меня поверить, что в мире нет ничего круче, чем быть вампиром.
А когда рядом Стэфан, начинаю отчаянно тосковать по человечности. То ли на подсознательном уровне от него передается, то ли от того, что он сам – вместилище многих таких драгоценных моих человеческих воспоминай.
Вот так вот я и шатаюсь, как маятник, между двумя братьями. И чувства к ним меняются от стороны «ненавижу вас за то, что принесли в мою жизнь столько неприятностей» до «люблю вас, как ненормальная, и понимаю, что без вас давно бы лежала глубоко под землей или предъявляла бы претензии к Богу о том, что так и не встретила настоящей любви».
Но я все же, стыдно признаться, часто фантазирую на тему «если бы не существовало ничего сверхъестественного». Вышла бы замуж за Мэтта, и в свои двадцать три валялась бы точно также на каком-то другом балконе и искала бы другие поводы пожаловаться на жизнь.
Но тогда бы хоть смогла с чистой совестью смотреть мужу в глаза.
Деймону хорошо. Он всегда может сделать выражение лица а-ля «а чего вы от меня ожидали, это же я, плохой парень». А у меня не прокатит. Даже если попробовать, то получится максимум виноватая мордашка.
Копаюсь в себе, но так и не могу понять, от чего так плохо. У меня есть любимая работа, учеба и бесконечный запас времени освоить еще пару сотен потрясающих профессий. Хотела быть со Стэфаном – получила. Не хватало Деймона – и он теперь есть. Даже ребенка можно усыновить и любить не меньше родного – меня так любили.
В чем же, черт побери, дело, Елена? Чего тебе не хватает?
Чего ты еще хочешь?
Я могу иметь все, что имеют обычные люди, и даже больше того. А хочется еще чего-то недосягаемого, например, возможности что-то исправить, что-то вернуть. Я не умею быть счастливой здесь и сейчас, всю жизнь только оглядывалась назад с пониманием: «Да, тогда было хорошо, тогда я была счастлива». Возможно, через десять лет я вспомню этот миг и скажу, что была сейчас счастливой, потому как не буду иметь и сотой доли того, что имею сейчас.
И буду корить себя за то, что хотелось сбежать.
Иногда, когда их обоих нет дома, я начинаю собирать вещи в чемодан и притворяюсь, что ухожу. Что смогу все изменить, найти в себе силы отпустить их, отпустить саму себя. И что после этого всем станет легче, проще и у всех все будет хорошо. Но в голове упорно стучит мысль о том, что будет только больнее, только хуже всем.
И я хватаюсь за возможность решить эту задачу так, чтобы в результате хотя бы кто-то один не остался с разбитым сердцем. Я понимаю, что, только окончательно выбрав одного брата, смогу сделать его навсегда счастливым. Вот только не выбираю, потому что так как сейчас, удобнее мне.
И потому что всегда ненавидела выбирать.
Как решить, кто из них достойнее счастья? Как понять, кому будет больнее, если я выберу не его?
Это восемь лет назад все было просто. Я выбирала Стэфана, потому что это было правильно.
Потому что он был хорошим братом.
Потому что я встретила его первым.
Потому что он спас мне жизнь.
Потому что он любил меня, а не Кэтрин.
А время разрушило всю мощь этих когда-то железобетонных доводов, как карточный домик. Плохой брат ставал хорошим, а хороший плохим. Тот, кого я встретила первым, оказался вторым. По спасению моей жизни Сальваторе сравняли счет, а любовь к Кэтрин для обоих стала отголоском прошлого.
Я могла бы еще долго лежать и ныть, но меня подхватывают сильные руки, несут в комнату и укладывают на кровать.
- Что за глупая привычка лежать на холодном балконе?
Когда встречаюсь взглядом с заботливыми зелеными глазами, хочется вновь спрятаться под плед.
- А что мне будет? Я же не болею, забыл? В вампирских книгах это один из пунктов завлекательной рекламы.
Стэфан нежно закладывает выбившуюся прядь мне за ухо.
- Этот тот пункт, что идет сразу после неотразимой красоты и привлекательности? – улыбается он.
- Кстати, давно хотела спросить тебя, почему мои ножки не стали стройнее?
Я поудобнее устраиваюсь на подушках, мой муж с деланной задумчивостью приподнимает мои затянутые в телесные чулки ноги и говорит, пожав плечами:
- Реклама врет.
- Что?! – возмущаюсь я, а он начинает смеяться и целует меня в колено.
- Эй, я же пошутил. Обожаю эти ножки.
Закрываю лицо руками. Понимаю, что скучала по нему, но не могу избавиться от мысли, что без него проще. И уже от того, что посмела подумать такое, хочу проткнуть себя деревянным колом или долго-долго пытать вербеной.
Ведь он рядом. Такой родной, любящий и терпеливый.
- Ну в чем дело? – спрашивает он. – Ты сама не своя, с тех пор, как я приехал. Расскажи мне.
- Все плохо, Стэфан, - говорю я с едва скрываемым раздражением в голосе.
Неужели он сам не видит, не понимает, не чувствует?
- Если все плохо, то… Ведь всегда можно что-то изменить, не так ли? Дом, город…
- Нет.
Говорю слишком испуганно и слишком быстро, руки с силой сжимают одеяло, а взгляд с затравленным и одновременно извиняющимся выражением впивается в мужа.
- Если мы сейчас уедем, то потом сможем вернуться только, когда все, кого мы знаем, умрут. Не проси меня о таком. Я имею право еще хоть немного времени побыть с друзьями.
- Какой в этом смысл, - говорит Стэфан, нахмурившись, - если ты несчастна.
- У меня был трудный день.
- Каждый день здесь для тебя трудный, Елена.
- Дело не в том, где я, а в том, кто я!
Он понимает эту фразу вовсе не так, как я. Он думает, что дело в моем обращении вампира, но меня убивает превращение в Кэтрин. Иногда я часами сижу и пытаюсь отыскать разницу между нами, да я еще человеком это делала, но чем дальше, тем сложнее и сложнее находить различия.
А Сальваторе все еще любят свою Елену, все еще говорят: «Она другая».
Но она такая же. Чем же лучше?
- Я не хотел для тебя такой жизни.
Вижу, с каким трудом даются ему эти слова, и задаюсь вопросом: «А у Стэфана какой подтекст?»
Он не хотел, чтобы я была вампиром или не хотел, чтобы я разрывалась между ним и Деймоном? И самое смешное то, что от последнего он хотел оградить не себя, а меня. Он не думал о том, какого будет ему, если ему вновь придется делить девушку с братом, он переживал о моих чувствах, если я окажусь между двумя братьями.
И он делал то, что ни сделал бы ни один человек или вампир на его месте: он сам подталкивал меня к Деймону, сам настаивал на том, чтобы я разобралась с чувствами к нему.
Стэфан переступал через себя, чтобы дать мне возможность понять, кто мне нужен, нужен ли мне Деймон в частности. А я, вместо того, чтобы честно попытаться понять и признаться во всем, прятала все свои чувства куда-то вглубь и защищалась паническим «не знаю».
Как бы мы ни глубоко что-то закапывали, всегда найдется кто-то, кто без спроса и предупреждения вытащит это наружу, на всеобщее обозрение.
- Ты ни в чем не виноват, - произношу эту фразу и понимаю всю ее буквальность. Он. Не виноват. Ни в чем. Почему же мне так нравится его винить? Наверное, чтобы не казаться такой ужасной на его фоне.
- Я мог бы… - Муж прячет глаза. Понимаю, что слова застревают у него в горле, но они вырвались откуда-то из глубины, и он не может ими не поделиться: - Если бы я спас тебя тогда, ты была бы человеком.
- И сейчас ощущала бы, что мое время истекает. Что мне нужно делать выбор. И на моей совести была бы еще одна смерть.
- Ты была бы человеком, - повторяет с нажимом.
Такое простое слово с таким глубоким смыслом. Быть человеком… Это кажется таким пустяком, когда ты живешь, и таким бесценным, когда умираешь. Когда же мы ошибаемся: в первом или во втором случае?