Странно, как порой мы отчаиваемся, блуждая в неопределённости собственной жизни, и появление рядом новых людей порой похоже то на неловкое соприкосновение плечами, то на драку, а порой – на неминуемое столкновение, аварию, окружённую пышными взрывами эмоций, от которых невозможно отвести взгляд – так пугающе они прекрасны. Мы учим друг друга. Учимся друг у друга… Словно в школе, послушно выполняем задания, подброшенные жизнью, или игнорируем их до последнего, боясь разочарований. Взрослеем, потому что уроки и учителя становятся всё важнее. Но всё так же лениво листаем надоевшие книги, а интересные – читаем взахлёб. Смеёмся над другими и сами ловим чужие косые взгляды. Влюбляемся или просто кокетничаем, жестоко используем людей для достижения своих целей и не замечаем, как так же позволяем пользоваться собой. Все мы ждём от школы жизни разного. Кто-то не может дождаться выпускного, кто-то – прогуливает, предпочитая забыться и ничего не знать, некоторым – вообще всё равно, а иные, не справившись, уходят, шумно собрав вещи или тихо прикрыв скрипучую дверь, в бесконечные коридоры времени. Они не знают даже, оставят ли после себя какие-то воспоминания…

Мы целуем друг друга и фальшиво улыбаемся. Мы обнимаем так, что трещат рёбра, и смотрим так равнодушно, что становится страшно самим. Мы пьём кофе по утрам и алкоголь вечером, каждый день пытаясь всколыхнуть свой такой крохотный и в то же время такой подчас огромный мирок. Мы легко сможем уткнуться в плечо почти незнакомого человека, ища поддержки, но можем побояться сделать это, когда рядом окажется кто-то по-настоящему близкий. Потому что холодность чужих, посторонних не сделает так больно, как неоправданное доверие.

Мы боимся учить людей наизусть. Боимся помнить человека так же, как любимые песни и стихи. Поэтому иногда мы выбираем то, что попадётся под руку, скорее, чем дожидаемся того, чего всегда хотели. Может быть, поэтому мы так часто не понимаем друг друга, и оказываемся скорее журналом, который листают в холле от скуки, чем бережно перечитываемым произведением. Становимся незначительным этапом в чьих-то жизнях, хотя безумно хотим занять важное место в сердце. Остаётся только искренний, но вынужденный самообман. И мы мечемся из стороны в сторону, уговаривая себя жить рассудком…

Зачастую мы запоминаем тех, кто причинил нам больше боли, забывая ценить и заботиться о тех, кто всегда был рядом. Пока они тоже не уходят. И тогда мы с опозданием понимаем, кого из них будем вечно помнить. И кому улыбаться во сне…



В комнате темно и слышно только, как тикают часы. Скоро утро, но я так и не сомкнула глаз, глядя на их зловеще светящийся в полумраке циферблат. Напряжённо вглядываюсь в сумерки за окном, бессонная ночь отдаётся болью в висках... Я не знаю, что мне делать. Теперь, когда нужно выбирать, когда нужно решиться, наконец, на то, что давно уже нужно было предпринять – отпустить. И я понимаю, что винить, кроме себя, некого – я сама упрямо оттягивала этот момент, и сейчас никак нельзя повернуть назад, чтобы хоть немного облегчить решение, которое необходимо принять. Выбор, о котором я всегда боялась даже думать.

Поэтому всё, что мне остаётся сейчас – ждать. Ждать, когда же одна лишь мысль о том, чего я могу лишиться, перестанет заставлять руки дрожать, а глупое сердце – издевательски оглушительно биться. Но это больше невозможно, ждать. И обманывать себя тоже. Странно, как быстро всё изменилось за эти полгода, разве стала бы я раздумывать тогда, когда не сомневалась в том, что всегда будет лишь Стефан? Хотя… со временем мне начинает казаться, что и раньше я сама не знала, чего хотела, позволяя себе жить той жизнью, которая не требовала каждодневной борьбы с самой собой. У меня даже есть оправдание, мне хватало другой борьбы – за жизни близких. Но уже летом, когда я осталась без любимого и потеряла многих дорогих мне людей, мир перевернулся снова. Я бы давно уже перестала бороться и снова похоронила бы себя в бессмысленном подражании ежедневной рутине, как и после смерти родителей, если бы не Деймон… он заставил меня задумываться, заставил сомневаться в том, что я не смогу жить дальше. Он помог мне снова почувствовать себя живой, трезво мыслить и быть сильной. И как бы я ни сопротивлялась, стал неотъемлемой частью моей жизни – в то время как моя любовь к Стефану всё больше менялась, походила на чувство, которое не в полной мере выдержало проверку временем, на болезненную привязанность к светлым воспоминаниям… Но разве могла я забыть про то, что всё это, даже мои чувства – лишь часть повторившихся с особенно извращённым сценарием обстоятельств, новая серия страшной сказки о любви, навсегда разделившей братьев Сальваторе? Разве могла стать второй Кэтрин и снова всё разрушить? …Когда-то я сказала Деймону, что мы всё переживём. А теперь не знаю, как мне пережить то, что выбор должен быть сделан, и его не будет рядом… Боже! Но ведь я не смогу так поступить со Стефаном, мы столько пережили, он так дорог мне… моё вероломство его разрушит. Наверное, всё должно остаться на своих местах, иначе это буду уже не я. Может быть, позже я смогу смириться с собственным решением, и это будет проще, чем кажется сейчас. Может быть, через годы. Может, уже завтра…



Очередная ночь у камина в компании алкоголя. Скоро утро, а я, пользуясь временным затишьем, сижу и, как истинный мазохист, позволяю каждой минуте перемалывать в муку бесконечный круговорот одних и тех же мыслей... Глупо звучит, но, похоже, я не знаю, что мне делать. Теперь, когда она должна решить; когда все слова сказаны, и остаётся одно – только её выбор.

Мда, выбор… я понимаю, что обманываю себя, и он будет не менее очевиден, чем раньше, но – надеюсь, как бы смешно это ни было признавать, как бы ни хотелось в очередной раз упростить ситуацию, решив всё самому! Не дожидаясь, пока всё окончательно не дошло до абсурда. Не позволяя другим принимать решения, которые могут настолько изменить меня. Я бы давно уже уехал, не раздумывая, но… это Елена, и, чёрт побери, одно только моё неосторожное обещание никогда не оставлять её уже душит все порывы покончить со всей этой мелодрамой. Я не знаю, как вести себя с ней, не знаю, что говорить, потому что меня чертовски пугает неизвестность. А уж это мне точно должно быть несвойственно. Но всё, что мне остаётся сейчас – ждать, пытаясь хотя бы не выглядеть сентиментальным идиотом, которым я стал, вспоминая каждый день, каждый шаг долгого пути, который запутал нас троих в тугой клубок эмоций. И самое, пожалуй, хреновое – то, что нити уже не распутать. Чтобы освободиться, их придётся рвать и кромсать ножницами. Даже наркоз в виде отменного виски тут не поможет, как не помогает он и сейчас. Потому что рано или поздно я должен буду уйти, и я не хочу, чтобы это от кого-то зависело. Даже от Елены. Иначе я рискую снова чувствовать панику, когда ловлю её встревоженные и всегда какие-то робкие взгляды. Чувствовать, всё ещё пытаясь взбунтоваться, но не в силах противиться прорывающейся наружу человечности. Довольно неловко получается, надо сказать - искать в себе веру в то, чему не стоит случаться. Метаться от одной крайности к другой, между единственными близкими людьми, и всё равно оставаться лишним... Чего я всё-таки жду? Нужно просто уйти, пока я могу сделать это сам, не дожидаясь виноватых взглядов Елены и брата в спину… Уйти. Это же всё равно будет больно, всё всегда возвращается к боли. Но вечность в моём распоряжении уже достаточно времени, чтобы привыкнуть к этому. Может быть, через годы. Может, уже завтра...