Виски обжигал горло пряной крепостью и привкусом боли. Сделать с этим ничего нельзя, оставалось только отдаться пьянящему чувству иллюзорного облегчения, которое давал алкоголь. Деймон не знал точно, сколько прошло часов или, может быть, уже дней. Весь мир остановился на том моменте, когда она посмотрела испуганными карими глазами и выдохнула едва слышно «нет». Он бы пережил. Помог бы ей вспомнить, перевернул бы весь мир в поисках способа, не сдался бы до последнего, если бы не взгляд. Затравленный, почти панический взгляд незнакомой девушки. Такой хрупкой, красивой, еще совсем юной, несмотря на отпечаток взрослости на лице. Чужой девушки. Совсем не той Елены, которая осталась с ним год назад.
- Деймон… - на плечо опустилась узкая ладошка.
Вампир не пошевелился, позволив Кэролайн сесть рядом с ним и забрать из пальцев бокал с виски. Она задумчиво покрутила его, разглядывая янтарную жидкость в тусклом свете неоновых ламп бара, и допила остатки одним глотком, чуть поморщившись от крепости.
- Ты должен вернуться, - севшим голосом сказала Кэр.
Деймон посмотрел в ее лицо – залегшие под глазами тени, бледная кожа, слишком яркая для потрескавшихся губ помада. Она тоже устала, проводя дни и ночи в больнице, выслушивая диагнозы и прогнозы, держа за руку единственного человека, которого смогла сохранить из своей прошлой, человеческой жизни. Деймон был ей благодарен за то, что она взяла все на себя, позволив ему упиваться горем и виски в злачных барах Ричмонда и не возвращаться больше в больницу с той ночи.
- Как она? – спросил он, не зная точно, хочет ли слышать ответ.
Кэролайн вздохнула и придвинулась ближе к мужчине, словно нуждаясь в физической поддержке, в простом утешающем прикосновении. Деймон обнял ее за плечи, понимая, что должен хотя бы так отблагодарить за то, что просто была рядом с самого момента аварии. Он не сомневался, что она приехала не только ради Елены. Между ними была связь– что-то, начавшееся с поддержки, что-то, ставшее настоящей дружбой. Поэтому Кэролайн встала на их сторону, когда они с Еленой решили покинуть Мистик-Фоллс.
- Лучше, - ответила, наконец, Кэролайн. – Врачи говорят, что ее состояние стабильно, она стремительно восстанавливается, и…
- Я не об этом, - оборвал ее Деймон, и она снова замолчала, подавившись словами о прогнозах врачей, прекрасно понимала, о чем он спрашивал. И знала, что ей придется разрушить все его надежды, оправдать опасения, усилить горе, которое убивало его сейчас.
- Спит и плачет… - на выдохе прошептала Кэролайн. – Когда врачи узнали, сколько смертей она забыла, они сказали, что это, возможно, как защитная реакция. Мозг просто стер ужасные воспоминания. Ей дают много снотворного, говорят, что сейчас нельзя рассказывать ей правду. Может случиться срыв…
Все ломалось с каждым словом Кэролайн. Это ощущение, что собранная буквально по частям, по осколкам жизнь рухнула, вернув все в исходное состояние – эта девушка не его, и он снова невыносимо одинок.

Город еще застилал редкий туман, сквозь который уже пробивались лучи встающего солнца. На дорогах появлялись первые автомобили, которые Елена обходила, едва замедляя шаг. Дыхание сбивалось от быстрого бега и попадающей в легкие пыли.
Несмотря на то, что она провела в Ричмонде уже полгода, город оставался незнакомым и неизученным. Это Деймон знал, где в их районе можно вкусно поужинать, Деймон всегда оплачивал счета, Деймон отвозил ее в огромный торговый центр. А она просто не могла привыкнуть. И ежедневная пробежка была ритуалом: выходя на улицу, вдыхая свежий воздух, вслушиваясь в звучащий в наушниках рваный ритм, Елена замирала на секунду, словно пытаясь почувствовать – принял ли ее город. Может быть, сегодня она сможет ощутить себя здесь своей. Но серые высотки и тенистые парки все равно были чужими.
Последние несколько метров до дома всегда были самыми трудными – на остатках сил и кислорода, без музыки, со стуком сердца и болезненными воспоминаниями. Елена болезненно хранила в памяти сказанные когда-то одним мужчиной слова:
- Если я не буду записывать, я забуду. Воспоминания слишком важны…
Она перестала вести дневник, но отчаянно цеплялась за память, ежедневно позволяя боли захлестнуть ее сердце на несколько секунд. Просто чтобы не забыть. Ей было неловко вспоминать при Деймоне. Она считала, это предательство – быть с ним, но все еще любить то, что оставила ради него. Не только Стефана, а целую жизнь.
Она не лгала ему, нет. Невыносимо нуждалась в нем, как ни в ком прежде. То, что их связывало, не было так правильно и хорошо, как ее отношения со Стефаном. Их связывали боль и горечь, вымученные чувства и необходимость быть рядом. Елена приняла это, потому что готова была когда-нибудь, в будущем, снова открыть искалеченную душу для любви.
Елена остановилась ненадолго перед дверью квартиры, переводя дыхание, и тихонько вошла внутрь, привычно ощущая ароматный запах кофе.
- Доброе утро, - поздоровался Деймон, даже не обернувшись, когда она зашла в кухню.
Она улыбнулась уголками губ и подошла к нему сзади, обнимая и пробираясь холодными ладошками под тонкую ткань футболки, проводя едва ощутимо пальцами по напряженному прессу и с удовольствием вдыхая свежий запах геля для душа и горьковатого парфюма. Воспоминания и вина остались за дверью небольшой квартирки, до завтрашней пробежки. Сейчас есть только она и этот мужчина, которому она до сих пор не может принадлежать полностью.

Оказалось, больничный коридор забылся за прошедшие пару дней. Забылись резкий запах лекарств и яркий свет ламп, отражающийся от светло-кремовых стен, забылись нарочито-спокойные голоса врачей и пациентов. Обстановку хотелось разбить чем-нибудь - ослепительно-яркими красками или криком.
Деймон стоял возле палаты, глядя сквозь стеклянную стену на бледную девушку, которая осторожно пила что-то из принесенного медсестрой стакана. Даже на вид Елене стало лучше: исчезла болезненная бледность, сменившаяся едва заметным румянцем, появилась уверенность в движениях, руки перестали дрожать, а монитор выдавал ровное, без скачков, биение сердца.
- Пойдем, - позвала Кэролайн и потянула его за рукав, почти заставляя зайти с ней в палату.
Деймону на мгновение показалось, что в небольшой комнате с большими окнами и букетом голубых гортензий на тумбочке у кровати гораздо холоднее, чем в коридоре.
Увидев вошедших, Елена безлико улыбнулась одними уголками губ и немного испуганно посмотрела на Кэролайн, словно ища поддержки.
- Привет, - тихо поздоровалась Форбс, наклоняясь и целуя подругу в подставленную щеку. Деймон невольно восхитился ее уверенностью и силой. Буквально несколько часов назад она напивалась с ним в баре, позволяя отчаянию захлестнуть себя, а сейчас снова бодро рассказывала Елене про новую терапию, о которой говорил врач.
Он молча подошел к окну, безучастно глядя на моросящий на улице дождь. Вспомнился их первый с Еленой совместный визит в Ричмонд, вспомнился ливень, промокшие вещи, горячий чай дома, ее мягкие прикосновения и тихий, надломленный голос в полупустой, не обжитой еще квартире.
- Не отпускай меня, Деймон… Никогда, слышишь?.. – умоляла она тогда, надрывно плача у него на плече, и ее шепот эхом отражался от стен.
А сейчас он для нее незнакомец. Разве имеет он право держать ее рядом с собой, пытаясь восстановить в ее памяти тот кошмар, который связал их когда-то?
- Деймон, - позвала Елена неуверенно, тихо, словно пробуя, как это – называть его имя.
Тот зажмурился на бесконечно-долгую секунду и мягко улыбнулся, оборачиваясь.
- Да? – внимательно глядя в любимое лицо, выдохнул он и медленно, стараясь не напугать резкими движениями, направился к постели.
Она смотрела на него как будто с интересом, чуть сдвинув тонкие брови к переносице и поджав губы. Елена всегда так делала, тревожась, и от такого знакомого выражения на ее лице душу захлестнула тоска. Понимать, что она опасается его, держит на расстоянии и, видимо, боится подпускать, было больно.
- Кэролайн сказала, что мы… - девушка замялась, подбирая слова, - были вместе.
Деймон усмехнулся горько, без тепла. Они были вместе уже долго, привыкая просыпаться рядом и изучая сложные характеры. Он смирился с ее криками от кошмаров ночами, она с пакетами крови в контейнере. Они проводили время с удовольствием, иногда встречались с прошлым, навещая Кэролайн, Тайлера и оставшиеся в Мистик-Фоллс надгробия… Казалось, они даже любили. Вот так, где-то слишком страстно, где-то недостаточно искренне.
- Да, были, - кивнул он, садясь рядом с ней на кровать и легонько пожимая замершую ладошку, словно показывая, что рядом.
Елена отвернулась от него, неловко, но твердо освобождая ладонь. Деймон вздохнул едва слышно, чувствуя, что скоро готов будет отпустить. Отпустить, потому что с каждым днем, что они проводили вместе, он все чаще задавал себе вопрос – что дальше? После того, как пройдет пять или десять лет, когда больная романтика с привкусом горечи закончится, что их ждет? Вопросы разбивались о стену реальности. Ничего дальше.
Деймон привык к боли. Они не отпускала ни на минуту уже много лет, но была несравнима с тем, что он испытывал сейчас – захлестывающую вину и горькую, удивительно безнадежную потерю. Пережить столько всего, суметь добиться ее хотя бы отчасти, быть, наконец, вместе, наслаждаясь временным счастьем, а потом лишится этого одним махом, не успев затормозить перед внедорожником. Как глупо…
Елена молчала, теребя тонкими пальцами ткань больничной простыни, а Кэролайн уже привычно поправляла запутавшиеся провода кислородной маски и капельницы. Повисшее в комнате напряжение чувствовалась кожей – обычная неловкость незнакомых людей, которые не знают, что сказать. Вот только они знакомы. И поэтому давящая тишина и отчужденность кажутся неправильными до абсурда.
- Мистер Сальваторе, Вас хочет видеть доктор Беннер, - зашедшая в палату медсестра немного смягчила обстановку и приветливо улыбнулась посетителям, делая вид, что не замечает ни горького запаха виски, ни слез пациентки.
Доктором Беннером оказалась уже знакомая Деймону приятная дама из нейрохирургии. Она не пыталась сочувствовать, не предлагала кофе, не вздыхала и не давала пустых обещаний, что все наладится. Кивком головы указала на кресло и посмотрела на Деймона удивительно проницательным взглядом, словно прожигая насквозь пониманием.
- Ваша девушка пережила тяжелую травму. Чудо, что она вообще выжила, и потеря памяти в данном случае – не так уж страшно, - мужчина усмехнулся, он врач не обратила на это внимания, продолжая говорить мягким, успокаивающим тоном: - но сообщать ей обо всем сразу нельзя, я не могу точно сказать, как она на это отреагирует. Вы же не хотите, чтобы всю оставшуюся жизнь она посещала психотерапевта? – он не хотел всю оставшуюся вечность винить себя за то, что случилось. – Наши психологи считают, что будет лучше, если она будет адаптироваться в привычной для нее среде, среди друзей… - Деймон представил возвращение в Мистик-Фоллс – к бесконечной боли, могилам, ненавидящей весь мир Бонни и пустому особняку на окраине. Определенно не самый лучший вариант.
- Боюсь, это невозможно. Я и Кэролайн – все, что у нее осталось, - сухо перебил он врача, и та на миг растерялась. Ей стало страшно, едва она представила, сколько выпало на долю несчастной девушки, раз у нее остались только одна подруга и молодой человек.
- Заберите ее домой, - посоветовала доктор Беннер. – Мы выпишем ее через некоторое время. Сделайте все, чтобы она справилась.
Деймон всегда все делал, чтобы Елена справилась. Если у нее не получалось, он делал все за нее. А теперь вот… бессилен.
- Мы обсудим это, - уклончиво пообещал он и, не попрощавшись, вышел из кабинета. Если бы можно было так просто уйти от проблем – просто захлопнув белоснежную дверь.
Когда он вернулся в палату, Елена снова спала. Ему отчаянно захотелось, чтобы она проснулась и так не узнала, что произошло за последние годы. Чтобы весь этот кошмар остался для нее страшным сном. Потому что эта потерявшая только что родителей девушка совсем не похожа на ту сильную, обожженную судьбой Елену, которая была с ним. Она похожа на ту Елену, которая любила Стефана.
Мысль о брате вызвала болезненный отклик где-то в душе – его не хватало. Не хватало его правильности и поддержки, не хватало сломанной и сотни раз залеченной братской любви. Где он сейчас, никто не знал точно. Прав он был когда-то – они не заслуживают ее. Она слишком живая для вечности, для смерти и страданий, она должна прожить одну жизнь – от начала и до конца, не разменивая отпущенные ей годы на тех, кто никогда не может дать ей то, что ей нужно. Счастье, семью, детей…
Деймон провел ладонью по лицу, оставляя на белой коже следы от пальцев. Решение стучало в висках неприятной тяжестью, и горечь скапливалась где-то в горле. Как очевидно это было, с самого начала было, но он уходил от необходимости принять единственно-верный вариант.
Наклонившись к лицу Елены, он на мгновение прикоснулся холодными губами к воспаленному лбу. Пальцы задержалась на шелковистых волосах, и последний вдох – на двоих. Ее сердце, которое никогда не остановится из-за него больше. Всегда будет биться ровно, сильно, как и следует человеческому. До самой смерти через много-много лет в окружении внуков…
Он отстранился и посмотрел напоследок на ее лицо – осунувшееся и все еще болезненно-бледное.
Сквозняком закрылась дверь в палату, громко ударившись о косяк. Елена, вздрогнув, открыла глаза и зябко провела ладонями по плечам, пытаясь согреться. В комнате пусто, но неуловимо чувствовалось чье-то присутствие – как будто кто-то был здесь совсем недавно.