Ты лежишь в его объятиях и ни о чем не хочешь думать, а радостное летнее солнце играет мелкими пылинками, кружащими вокруг. Это вы подняли с мягких кроваво-красных простыней эту более не смеющую опуститься на какую-либо поверхность братию, поддавшись, наконец, своим чувствам, порыву, страсти, нежности, любви, отдавшись вашему общему безумству и друг другу. Слепо, глухо, молча... Не задумываясь о причинах и последствиях, просто в один миг вместе, вдвоем сойдя с ума, сбросив лживые одежды и окунувшись в искренние объятия и бездонные омуты глаз.

Пора себе признаться: ты любишь его, до боли, до замирания сердца. И будешь любить вечно, хотя… по поводу вечности вы потом еще решите, потому что чувствуешь, что этот вампир желает провести с тобой именно вечность, а не твою недолгую человеческую жизнь. И ради этого вампира ты готова попрощаться со своей смертностью.

И вот ты лежишь, обнаженная, расслабленная и невероятно счастливая в горячих объятиях самого Деймона Сальваторе. Закрой глаза и осознай, наконец, что произошло. Исповеди, признания, оправдания, слезы, истерики, расставание с дорогим, но не любимым человеком - это все впереди. Это все будет потом, а значит, не важно сейчас, в эту минуту блаженства и нежности, сладкого бессилия в твоем теле и щемящей пустоты в твоей симпатичной головке. А потому улыбнись потолку своей коронной улыбкой, сожми нежные пальцы, поглаживающие твою шейку, проведи ладошкой по мускулистой груди, покрытой легкой испариной, и коснись губами гладкой кожи, потрись щекой о широкое плечо... Наслаждайся моментом, слушай стук любимого сердца и ровное дыхание. Люби!

- Этого не должно было случиться, - печально шепчет бархатный голос, полный боли и отчаянья, и твое сердце разбивается на мелкие осколки. Внутри все мгновенно умирает, и, кажется, каждую твою вену, даже самый тонкий сосуд пробивает мелкая дрожь, словно от удара электрошоком. Каждая мышца замерла, будто обратившись в камень, а слова эти гулом проносятся по опустошенным коридорам твоего сознания... снова и снова... горьким ядом пропитывая твою душу, медленно ускользающую из тела.

И вдруг – ничего, никаких чувств и эмоций, а в глазах – не прошенная влага, которую он никогда не увидит. Ты мягко отрываешься от словно магнитом притягивающей тебя груди и осторожно садишься на кровати. Увлекаешь за собой легко поддающееся твоей воле шелковое покрывало, и, придерживая дрожащими пальцами, скрываешь под ним свои прелести. Слегка неуклюже ты постепенно сползаешь с любовного ложа, борясь с собственным телом, не желающим шевелиться после бесконечно долгих и в то же время болезненно коротких часов огненной страсти. Но твой гордый молчаливый уход предотвращают сильные руки, страстно прижимающие твою спину к горячей груди, из которой жаждет вырваться бушующее сердце.

Он сидит за тобой и тяжело дышит в твое плечо, едва касаясь его губами. Длинные пальцы дрожат, сжимая тебя в своих объятиях так же, как дрожит любимый голос, еле слышно говорящий какие-то глупости:

- Прости. Я не должен был этого допустить. Я должен был сдержаться. Ты достойна лучшего. Ты достойна того, чтобы тебя любили, боготворили, носили на руках и сдували с тебя пылинки. Ты достойна нежности и стабильности, надежности и верности. Это может тебе дать только мой брат. Я не должен был...

А вместо продолжения - тихое, с трудом сдерживаемое рычание у твоего уха, а твои губы дрожат в попытке погасить накатывающую истерику. Но он не увидит эту дрожь. Нежные пальцы отпускают твои плечи и, скользя по бархатной коже, сводят с ума своими прикосновениями.

- Это нечестно по отношению к тебе, но... так будет правильно, - и он резко разворачивает тебя к себе, причиняя боль, и душевную, и физическую, уверенно и властно произнося самые ужасные для тебя слова, - ты забудешь все, что сегодня произошло. Ты просто мирно посапывала, устав от изнуряющего ожидания возвращения твоего... любимого, - и льдисто-голубые глаза тут же гаснут и становятся пугающе черными, словно кто-то выключил свет внутри этого человека. И никого вокруг, и нет вещей, что были разбросаны по комнате, прокладывая дорожку к огромной постели. И пусто у тебя внутри - только слезы, удерживаемые плотно сжатыми веками, и громкий хлопок входной двери в особняк, заставляющий тебя вздрогнуть и придти в себя.