Смерть - это стрела, пущенная в тебя, а жизнь - то мгновенье, что она до тебя долетит.
Ибрагим Аль-Хусри

Я – стрела, выпущенная из лука, которая, сорвавшись с тугой тетивы, летит прямо в цель и не может остановиться, пока не поразит ее, и стрелку нет дела до того, что станется с ней после. Даже если мишень уберут, даже если стрельба станет бессмысленной, выпущенная стрела не может просто повернуть или изменить свой курс, пока не воткнется в препятствие, ломая свою душу, живущую на самом кончике острия.
Больше ста лет я летел к своей цели. Кэтрин… Любовь, сломавшая меня, женщина, ради которой я был готов на все, история, вывернувшая наизнанку мой привычный и уютный мир. Я видел ее лицо в беспокойных снах, ждал, верил, шаг за шагом приближаясь к единственной цели своего существования – освобождению ее из гробницы. Подчиняясь законам баллистики, летел по кратчайшей прямой, не размениваясь на лишние терзания, отпустив принципы и ненужные чувства. Мне было все равно, кто пострадает, все равно, сколько сломается судеб, сколько остановится сердец, так неосторожно оказавшихся на траектории моего полета. Моя цель – единственное, что имело значение. И я не щадил никого.
Но мишень оказалась призрачной, а цель – эфемерной. Стрела выдохлась, упав на излете на влажную траву, потеряв смысл своего существования. Кэтрин обманула меня! Сто сорок пять лет безумия и ярости не стоили больше ничего. Я был всего лишь жалкой игрушкой в руках мисс Пирс. Игрушкой, которую не жалко сломать и бросить. Но самое поганое, что теперь в моей жизни больше не было цели. На смену разочарованию пришла странная пустота – черная дыра, жадно затянувшая все эмоции, оставив только сосущую тревогу и обжигающую боль. И тогда я начал видеть сны.
Кошмары.
В каждом из них ко мне приходила Кэтрин и, превращаясь в чудовище, терзала мое тело, мучила мою душу, разрывала своими острыми коготками мою грудь, чтобы достать теплое, пульсирующее сердце. Я просыпался от боли, падая на дно отчаяния, срывался, выпивая очередную жертву. Кровь и виски – единственные друзья, которые у меня были.
Но сегодня я увидел другой сон.
Старый парк Сальваторе, умытый весенним дождем, капли, слезами дрожавшие на свежей еще нежно-зеленой листве, самшитовые изгороди, сходившиеся под прямым углом, отгораживавшие имение, – ровно подстриженные, темные - пена яблоневого цвета над головой. И запах… Мокрых старых стволов, травы и нежный – розовых лепестков. На дорожке, залитой лунным светом, как призрак, появилась фигура Кэтрин. Она танцевала, и с каждым порывом ветра лепестки яблоневого цвета дождем осыпались на ее развевающиеся длинные волосы.
- Смотри, - кричала она. – Правда, чудесно?
Кэтрин сорвала цветок, сминая его пальцами, и бросила мне.
- Понюхай лунный свет!
Я поймал ее руку, привлекая к себе.
- Кэтрин…
Безмятежность на ее лице сменилась удивлением:
- Я не Кэтрин.
Она прижала ладони к моей груди, и вместо привычной боли я ощутил покой.
- Здравствуй, Елена, - прошептал я, не отрывая взгляда от ее широко распахнутых, ясных глаз.
Я проснулся с давно забытым чувством радости, словно ночью кто-то вытащил иглы, терзающие мой разум, царапающие мое сердце. Это было ощущение свободы. Кэтрин больше не занимала мои мысли, ее имя не причиняло боли. И все же… Жадная пустота в сердце заполнялась новыми чувствами, свежими, как глоток чистого воздуха. У моей панацеи было другое имя.
Елена.
И вот сейчас я сижу на грязном полу в подвале собственного дома и смотрю на тебя, словно вижу впервые. Странная иллюзия! Закрыв глаза, я могу представить себе каждую черточку твоего лица, я знаю, как ты хмуришься или улыбаешься, но все равно заново изучаю. Потому что ты – не она! Потому что ты другая. И сегодня, когда ты спускалась по лестнице в длинном синем платье, я не мог не прийти тебе на помощь. Твоя рука доверчиво коснулась моей, а ресницы затрепетали. Я знаю, что всего лишь заменил на время моего брата, но, ведя тебя в танце, не мог не наслаждаться близостью твоего тела. Не мог не пить по капле пряный хмель твоих глаз. Я даже благодарен Стефану за то, что он сорвался, потому что сейчас ты так близко ко мне.
Тяжелый сырой воздух подвала забивает легкие, запах плесени раздражает, а холод заставляет ежиться. Ты сжалась в комочек, притянув колени к груди, уткнувшись в них носом. Даже в темноте прекрасно вижу, как дрожат твои плечи. Я ничем не могу помочь тебе – мне нечем тебя укрыть, а оторваться от тебя, уйти я сейчас просто не могу физически.
- Иди сюда, - не выдерживаю я. – Ты не поможешь Стефану, если простудишься.
Ты упрямо качаешь головой, но я уже пересаживаюсь ближе к тебе и обнимаю, стараясь согреть тебя теплом своего тела.
- Не нужно вырываться, я не кусаюсь, - тихонько смеюсь я в ответ на твои попытки отодвинуться. – Разве что буду очень голоден.
- Деймон! – возмущаешься ты, но позволяешь мне обнять себя.
Баюкаю тебя, как ребенка, пока ты не закрываешь глаза, разомлев в теплом кольце моих рук. Мягкая дрема овладевает твоим сознанием, и я могу видеть твои сны. Это странно, ведь на тебе вербена, которая не должна позволить мне проникнуть в твою голову. Но, знаешь, мне все рано.
Ты видишь тот же парк и яблоневые лепестки, бело-розовым облаком летящие над головой. Бежишь между стволами, трогаешь ладонями шершавую кору. В твоем сердце любовь, а по венам струится весна. Я чувствую, что тебе очень хорошо – ты смеешься и танцуешь под тихий аккомпанемент ветра. И над головой рассылалось в лунном свете белое неземное цветение.
Я глажу тебя по волосам и улыбаюсь. Это твой мир, именно таким он должен быть – прекрасным и спокойным, лишенным страшилок, которые окружают тебя в реальности. Мне хорошо уже оттого, что я могу увидеть и прикоснуться к твоим мечтам. Ты прижимаешься щекой к моему плечу, что-то бормочешь. Тебе неудобно, я знаю. Убираю непослушную прядь с твоей щеки и осторожно встаю, чтобы не разбудить тебя. Я не смею нести тебя в спальню, хотя безумно хочу. Вместо этого бережно укладываю на диван в гостиной и накрываю теплым пледом. Вот так!
Ты все еще дрожишь от холода, сжавшись в комочек, я оставляю тебя, чтобы бросить еще дров в камин, и какое-то время смотрю на пламя. Сухое дерево трещит под страстным напором огня, ласкающего его, вспыхивает и сгорает в его неконтролируемой любви. Кто-то из них должен погибнуть – это непреложный закон.
- Деймон… - слышу я твой голос и резко оборачиваюсь.
Мне послышалось? Ты все так же спишь, сунув нос под покрывало. Сейчас ты как никогда похожа на маленького замерзшего щенка. Даже не верится, что эта беззащитность утром превратится в зашкаливающую решимость, помноженную на упрямство.
С огромным удовольствием скидываю обувь и наливаю себе виски. Первый глоток обжигает горло, второй приносит тепло, с третьим по венам разливается жар. Хочется крови, особенно свежей, но еще больше – просто сесть сейчас на пол у камина, прислониться спиной к дивану, на котором ты спишь, и молча слушать твое дыхание.
Наливаю новую порцию виски и иду к тебе. Нога наступает на что-то твердое. Кулон! Должно быть, замок расстегнулся. Поднимаю ожерелье и смотрю на тебя. Мысли проносятся в голове, обгоняя друг друга. Теперь ты полностью в моей власти. Я могу делать с тобой все что захочу! Проблема в том, что мне ничего не нужно – ничего искусственного, внушенного. Мне очень хочется еще раз заглянуть в твои сны, но не влиять, а просто подсмотреть. Осторожно беру тебя за руку и погружаюсь в твой мир.
И снова знакомые яблони, бело-розовая пена над головой и лунный свет. Я вижу себя и не узнаю. В твоих снах я совсем другой – спокойный, мягкий.
- Здравствуй, Елена.
В твоих глазах вспыхивает радость.
- Ты узнал меня?
- Как я мог не узнать?
Ты берешь мою руку и прижимаешься к ней щекой.
- Ты все время называл меня Кэтрин.
Я молчу. Потому что впервые в жизни не нахожу слов: ни нежных, ни язвительных – никаких! А ты… Ты смеешься и увлекаешь меня за собой.
- Это мое любимое место, - шепчешь ты.
Я вижу небольшое озеро – такое спокойное, что в нем, как в зеркале, отражается темно-синее небо с жемчужной россыпью звезд, и в лунной дорожке блестят яблоневые цветы. Ты опускаешь руку в идеально прозрачную воду, пропускаешь ее между пальцами, и на влажной ладошке остаются нежно-розовые лепестки.
- Красиво, - говорю я, боясь нарушить момент совершенства.
- Я так давно хотела показать тебе это место. - Твое лицо оказывается совсем близко к моему. – Знаю, ты оценишь…
Я смотрю в твои теплые глаза и нежно глажу тебя по щеке.
- Ты еще придешь?
Неожиданный вопрос.
- Зависит от того, как настойчиво ты будешь меня звать. – Губы невольно растягиваются в улыбке.
Ты киваешь, не отводя глаз.
- Я не хочу просыпаться. Утром придет злость, упрямство и гордыня. Я снова буду тебя ненавидеть.
Прижимаешься ко мне на секунду так крепко, что я едва не теряю равновесие, а потом встаешь на цыпочки и выдыхаешь:
- Поцелуй меня. Сейчас!
Разве можно сдержаться?
Твои губы пахнут яблочной свежестью, и я теряю голову от их мягкости и податливости. Умудряясь упустить контроль, вываливаюсь в реальность и долго не могу прийти в себя. Я смят, растерян и полностью повержен.
Жадно отпиваю виски, пытаясь собрать собственные мысли, но получается плохо. Значит, я нужен тебе? Провожу дрожащей рукой по длинным волосам, и ты неожиданно открываешь глаза.
- Деймон! – Твоему возмущению нет предела. – Что ты здесь делаешь?
- Всего лишь работаю твоим телохранителем, Елена. - Прячу за ухмылку свою растерянность.
Твоя рука инстинктивно ложится на грудь, но, не нащупав ожерелья, ты смотришь на меня с опаской.
- Ищешь это?
Моя бровь ползет вверх, и я саркастической усмешкой протягиваю тебе твое украшение.
- Что ты сделал?
- О, Елена, я тебя умоляю. Не нужно сразу все валить на бедного Деймона! Просто замок расстегнулся.
Ты растерянно смотришь на цепочку, боясь встретиться со мной взглядом. Все снова вошло в свое русло, но я теперь точно знаю, что мы с тобой лишь в начале длинного пути, который стоит преодолеть вместе.
Звонкая тетива снова зазвенела, и стрела, сорвавшись, полетела в новую цель.